Колония, в которую я прибыла, была известна своей строгостью. Однако меня это не особо пугало. Ничего, решила я, выживу. Хотя, конечно же, подсчитала: восемь лет – долгий срок, когда я выйду на свободу, мне будет далеко за двадцать.

Интересно, что станет к тому времени с Тоней? На суде она, конечно же, не появилась. Повторяю, как ни пытался прокурор заставить меня рассказать о сообщнице, я отрицательно качала головой и настаивала на своем – все сделала одна, мне никто не помогал.

Несмотря на приговор, я была рада, что Тоне удалось уйти, что моя подруга, почти сестра, на свободе. В отличие от меня, которая оказалась на зоне. Но что уж теперь говорить… По крайней мере, у Тони были деньги, и она наверняка отправилась к океану. Начала новую жизнь…

Новая жизнь началась и для меня. Меня привезли в колонию незадолго до Нового года – стояли трескучие морозы, везде лежал снег. Когда все формальности были улажены, меня, как и прочих новеньких, отконвоировали в душевую. А затем мы попали в общую спальню.

Скоро вернулись с работы и прочие обитатели колонии. И первой, кого я увидела, была толстая особа с изрытым угрями лицом и черными усиками над верхней губой. Во мне колыхнулись старые воспоминания, и я поняла: это же та самая Куприянова, она же Сероводородная Бомба, задира и командирша, которая не давала мне житья в детском доме и которую я в отместку подставила под обвинение в воровстве!

Сероводородная Бомба возмужала, превратившись в настоящую бабищу, хотя была старше меня всего года на два. Около нее и здесь суетились «шестерки» – девицы, старавшиеся угодить ей. Куприянова и на зоне наслаждалась ролью главной и всячески третировала новеньких.

Первым делом она привязалась к сутулой девчонке в больших очках, которую я заметила еще в автобусе, что доставил нас в колонию. Та была явно не от мира сего, с заторможенной реакцией, всего пугалась.

– Эй, цыпа, за что ты сюда угодила? – спросила грубо Сероводородная Бомба, подходя к ней. Девушка только вздрогнула и попятилась, причем так неудачно, что упала. Куприянова поставила ей на грудь ногу в кирзовом сапоге и сказала:

– Давай счищай снег!

Девушка стала смахивать снег с сапога, а Куприянова заявила:

– Не так, идиотка! Языком работай, языком!

Остальные наблюдали за тем, как Сероводородная Бомба унижает новенькую. Я вспомнила свой первый день в детском доме, когда толстуха приставала ко мне. Тогда все тоже или молчали, или подхихикивали. Так было и в этот раз.

– Ну, чего медлишь? Думаешь, в санаторий угодила? Кто не в курсе – у этой особы папаня профессор или даже академик. А дочурка-то на зоне оказалась! Ну, значит, чего-то учудила. Слышишь ты, если хочешь, чтобы у тебя все тип-топ было, будешь мне подчиняться. Лижи сапог, я говорю!

Я подошла к Куприяновой и толкнула ее в спину. Толстуха, не ожидая нападения, неловко пошатнулась и едва сама не полетела на пол. Раздались смешки, причем смеялись именно над Куприяновой.

Толстуха обернулась, ее жирное, с тремя подбородками лицо пылало злобой. Вперив в меня свои крошечные глазки, она проблеяла:

– Это ты сделала? Ну, ты мне заплатишь! Знаешь, кто я такая?

– Знаю, – спокойно ответила я. – Ты дура Куприянова, которая задирает тех, кто слабее, и ужасно боится тех, кто сильнее. Когда-то я была слабее тебя, но те времена остались в прошлом, теперь я намного сильнее тебя. Или ты хочешь помериться силами?

Куприянова всмотрелась мне в лицо, затем ее толстые губы расплылись в гадкой улыбочке.

– А, Петухова… Точнее, Цыпленок Табака. Сколько лет, сколько зим!

Она вспомнила мою давнишнюю, ею же самой выдуманную кличку. И цель у нее была одна – прилюдно унизить меня. Но и я не осталась в долгу.

– А как тебя звали у нас в детском доме? – сказала я, делая вид, что припоминаю что-то крайне смешное. – Жиртрестка? Да нет же, Сероводородная Бомба! Потому что ты постоянно вонюче пердела!

Все загоготали, в том числе, что было для Куприяновой хуже всего, некоторые из ее «шестерок». Толстуха с ревом ринулась на меня, явно желая подмять под себя и придавить. Но я ловко отступила в сторону и подставила ей подножку. Куприянова шмякнулась на пол. Я же со всей силы ударила ее по седалищу, отчего моя противница тонко взвыла.

– Не советую тебе со мной связываться! – сказала я сурово. – Ты ведь в курсе, за что я оказалась в колонии? Сама-то наверняка за мелкое воровство и хулиганство. А я – за мокруху. Грохнула директора детского дома, а затем закопала его тело на кладбище.

Куприянова смешно барахталась на полу, силясь подняться. Я заметила, что на меня устремлены испуганные взгляды, и поняла: выжить здесь можно лишь в том случае, если проявить не только силу, но и ум. А мне требовалось выжить в течение восьми лет.

– Думаешь, я с тобой не справлюсь? – спросила я толстуху. – Справлюсь, и еще как! Поэтому прекращай третировать тех, кто слабее тебя. Иначе будешь иметь дело со мной. Поняла?

Я поставила ногу на спину поверженной Куприяновой. Та молчала. Я ударила ее по спине и повторила свой вопрос. Толстуха нехотя выдавила из себя:

– Да, поняла. Я никого больше не трону.

Я же обвела взором собравшихся и спросила:

– Вы слышали, что сказала Сероводородная Бомба? Она никого больше не тронет. А если будут проблемы, обращайтесь ко мне!

В этот момент появилась надзирательница, и все рассыпались в разные стороны. Куприянова, раскрасневшаяся, с дрожащим тройным подбородком и слезами на глазах, сидела на полу. Надзирательница грубым тоном приказала ей встать. Сероводородная Бомба была одна, даже ее приспешницы разбежались по углам.

Ко мне подошла та самая сутулая девица в очках, дочка не то профессора, не то академика. Запинаясь и заикаясь, она в витиеватых выражениях поблагодарила меня.

– А ты почему здесь оказалась? – спросила я, и девушка – звали ее Зиной – вздохнула:

– Ах, это очень запутанная история! На самом деле я ни в чем не виновата. Но так получилось, что меня отправили сюда.

Я улыбнулась – понятно, здесь, наверное, многие ни в чем не виноваты. И в первую очередь я сама. Только никто в это не поверил.

– Если Сероводородная Бомба станет приставать, скажи мне, я помогу! – заявила я, и Зина снова принялась благодарить меня. А потом, глядя на меня со смесью почтения и ужаса, спросила:

– А ты действительно убила человека? Совершенно не представляю этого.

– Почему? – спросила я немного удивленно.

– Потому что ты не похожа на убийцу.

Так прошел мой первый день в колонии.

Конечно, Куприянова не оставила попыток вернуть себе утраченную власть. Некоторое время спустя она устроила мне засаду, собираясь подло напасть на меня и покалечить. Но о том, что затевает Сероводородная Бомба, мне сообщили ее же «шестерки». Поэтому мне удалось снова проучить ее, на этот раз гораздо больнее.