class="p1">— Если там и в правду окажется твоя сестра и отчаявшийся отец, то мне не придётся опустошать обойму. Если ты всё придумала только что, чтобы ложью прикрыть соучастие… накажу.

Она больше не обронила и слова, слёзы высохли. Пусть лучше ненавидит меня, но не ревёт, чем бросается на шею, причитая. Я не могу больше обещать. И так слишком много понаобещал, считая себя сильнейшим, мудрейшим и единственно правым. А у каждого своя правда. Много граней одного алмаза.

Мы покинули гостиницу. Жанна молча повела к остановке, сели в автобус. Я так привык ездить в такси, что уже и забыл, что можно передвигаться и на общественном транспорте, в толкучке час-пика. Она экономила каждую копейку и лишь отрицательно махнула головой, когда я предложил поймать машину. Надо было не предлагать, а просто ловить. Что со мной? Задумался о её ситуации? Каково ей? Нет, погодите, у меня одна душа. Слишком много боли для одной души! Перебор! В жизни должна быть справедливость!..

Хрущёвка, второй этаж, Жанна зажимает звонок.

Я вроде как должен держаться за рукоять и быть начеку, но изнутри что-то гложет. Совесть? Не верю девчонке, попавшей в сложную жизненную ситуацию? Муторно на душе.

— Кто? — Спросил уставший мужской голос.

— Я, папа… Мы. — Ответила Жанка за двоих.

— Жанна! — Старая, ветхая дверь, оставшаяся ещё со времён постройки, отворилась, и я встретился взглядом с холодными, зелёными глазами безумно уставшего человека. Возможно не физически, душевно. Возможно, гораздо больше, чем я. — Жанночка! — Он прижал дочь к груди, заботливо причитая, бранясь, снова причитая. Словно исполнял функции, и отца, и матери разом. Наверное, когда нет второго родителя, единственный становиться за двоих. Основной. — Ты в порядке? Мне такое рассказали.

— Всё в порядке, — оборвала Жанна, повернувшись ко мне.

Я вздохнул. Силы куда-то ушли. Мститель дутый.

— А ты, наверное, Игорь? Что ж… Заходи. — Кивнул мужик мне и отступил, давая возможность пройти.

Я вошёл в узкий коридор, замедленно скидывая куртку и неловко разуваясь. В воздухе висел стойкий запах лекарств, валерьянки. Глава семейства накачивал себя успокоительными, лишь бы не сойти с ума. Но это лучше, чем алкоголь. Многие просто схватились бы за бутылку. А этот мужик волевой, уважаю. И уже знаю, что банковская заначка опустеет на треть. Мне много не надо, есть те, кому нужнее.

Квартира действительно однокомнатная. Дверь в единственную комнату закрыта. С коридора не видно, есть ли там его вторая дочь или мужички Колчикова сидят. Уже как-то всё равно. Если и второй вариант, может даже лучше. Убьют, а я, размазываясь по стенке, пристрелю одного-двоих. А при встрече с Антоном объясню, что сделал всё, что смог. У каждого есть предел. Особенно в шестнадцать лет. Я не какой-то там индиго, не особенный и не избранный. Просто человек, просто юноша. Сколько можно?

Жанна скрылась в ванне, послышался плеск набираемой воды. А мужик повёл меня на кухню, усадил на табуретку за небольшой кухонный стол.

Нищета вокруг, но чисто убрано. Хозяйский мужик.

— Ты спас Жанну. Я… благодарен тебе. Хотел уже просить соседку остаться с дочерью и идти к Колчикову на поклон. Не знаю только, отпустил бы он меня обратно.

Этот взъерошенный человек сидел напротив меня в старой майке и смотрел в глаза. Мы оба не отводили взгляда, и у обоих на душе кошки скребли. Он был вынужден позволить Жанне позвать Антона на встречу, а я вынужден данным словом, по логике вещей, мстить.

Наверное, нам стоило выпить чаю, но я понимал, что чайник не кипятиться потому, что к чаю ничего нет. Да и никакой бы кусок в горло не лез.

— Горе не перекрывается горем, Игорь. У тебя есть оружие? — Обронил он. — Я понимаю, что мы с Жанной натворили. Я виноват потому, что позволил.

— Есть, но там всего три патрона.

— Достаточно… Нас как раз трое.

Ощущение, что ударили молнией. Сижу вроде здесь, но оглушён после его слов и словно вылетел из тела. Неужели он настолько понимает меня и эту чёртову ситуацию?

— Вы не причём, — по слогам выдавил я. — Это всё Колчиков. Такие, как он никогда не занимаются благотворительностью без умысла. Все три пули ему. Я себе хотел последнюю, но нет. Все ему. Чего жалеть? Надо наверняка.

Мужик прислушался к плеску в ванне, глянул на часы, подскочил.

— Игорь, мне надо сходить в магазин, купить девочкам перекусить. Пока Жанна моется, ты бы не мог присмотреть за Ростиславой?

Я оглушено кивнул. Он не стал дальше объяснять, исчез в коридоре и после непродолжительной возни, дверь хлопнула. Ноги подняли со стула, словно не мои. Положил пистолет на стол, чуть подумав, переложил в выдвигашку, где хранились кухонные принадлежности. Как заколдованный, прошёл по коридору, толкнул дверь комнаты.

В грудь ударили. Нет, не ребята Колчикова. Этот был удар её зелёных глаз. Глаза были единственным живым в худеньком теле, что покоилось на инвалидной коляске, укрытое одеялами. Безвольная шея была закреплена, чтобы голова не запрокинулась, ломая тоненькие позвонки и сбивая слабое дыхание. По этой конструкции щёлком раскинулись её огненные волосы. Её локоны пылали огнём, превосходя меня в рыжести в сотни раз. И конопушки на белом лице с шелушащимися губами выглядели звёздами на ночном небе.

Жалость? Любовь? Не знаю. Ноги подкосились. Я едва не рухнул на колени. Замедленно опустился, чтобы не напугать её грохотом. В груди зажёгся такой огонь, что подползал к ней не быстрее черепахи, словно боясь опалить её незримым жаром.

Она пристально следила за каждым моим движением, и я не мог оторвать взгляда от этих неземных глаз. Огонь в груди превратился в пожар, вспыхнул ярче, тепло пошло молниями, разряды пошли гулять по каждой клеточке тела.

Я приблизился, и взял её за холодную руку, прислоняя ладошку к щеке. Постарался согреть дыханием и передать весь тот импульс, что бурлил внутри, грозя взорвать меня на кусочки.

В этот момент я словно впервые увидел ангела. Он стоял рядом с ней. Суровый мужчина в светлых, почти прозрачных одеждах, без крыльев и растительности на лице. Нет даже бровей. Глаза — два провала пылающего света. Я едва смог перевести взгляд снова на неё. Её глаза не пылали белым, но светились ничуть не хуже.

— Ростислава… — едва слышно прошептал я не своим голосом, лишь краем сознания замечая, что плачу и… она плачет.

Бесшумные слёзы текут по щекам обоих, я всё крепче сжимаю её ладонь, а внутри печёт, полыхает, взрывается, жизнь мельтешит перед глазами, словно собрался на тот свет. От моих рук идёт такое тепло,