Столик студии стоял рядом со сценой. За ним уже сидел Левисон со своей женой Андреа. Много лет назад ее отец был членом совета директоров «МГМ», и она знала три поколения киношников. Она работала в нескольких благотворительных организациях, но не имела отношения к той, что организовала сегодняшнее мероприятие. Вместе с двумя другими женщинами она учредила компанию по доставке товаров почтой, но из этого ничего не вышло. Иногда ему казалось, что она попала в собственную ловушку, а может быть, эту ловушку поставил кто-то другой. Кто-то, кто ненавидел ее мужа и ненавидел Калифорнию, кто-то, кто был бы счастливее, продавая вязанные крючком коврики в Вермонте. Гриффин всегда спрашивал ее о детях, и она охотно отвечала. Они нравились друг другу. Она была хорошо осведомлена о работе отдела, и между ними сложилось взаимопонимание. Но эта осведомленность как раз и убивала всякую возможность дружеских отношений. Гриффин представил Джун Левисонам, а затем остальным, сидящим за столиком. Андреа вежливо поздоровалась с Джун, не рассчитывая увидеть ее снова. Ей было ни к чему знать, что Гриффин возобновил отношения с Бонни Шероу, хотя Андреа относилась к ней с симпатией и несколько раз спрашивала о ней, после того как они разошлись.

Левисон пригласил начальника юридического отдела с женой, несколько человек из коммерческого отдела и отдела телепрограмм, а также своего врача – серьезного тихоню, марафонца-любителя.

Именно доктор нашел открытку под своей тарелкой.

– Посмотрите, – сказал он, демонстрируя всем нагую полинезийку под струями водопада на Таити.

– У всех есть такие? – спросила Андреа.

Все стали заглядывать под свои тарелки. Оборот открытки, насколько разглядел Гриффин, был чистым. Он ждал, что кто-нибудь спросит про надпись.

– Может быть, это лотерея? – сказал кто-то из коммерческого отдела.

– Как это? – спросил Грин.

– Может быть, тот, у кого оказалась открытка, получит приз – поездку на Таити.

– Вряд ли, – сказал начальник юридического отдела. – Кто станет раздаривать такие призы, положив открытку на столик крупной студии? Это чья-то глупая шутка.

– Там что-нибудь написано? – спросила Джун. У Гриффина было впечатление, что она прочитала его мысли.

– Ничего, – сказал Гриффин.

На этом интерес к загадочной открытке угас, и доктор поставил ее рядом с букетом в центре стола. Как будет воспринято, если Гриффин посмотрит на открытку из любопытства? До нее нельзя было дотянуться, не привлекая внимания Джун, сидевшей рядом. Если она отлучится в туалет, он запросто достанет открытку. Он подождет. Потом он решил не делать этого. Поскольку на открытке не было ничего написано, не стоит обращать на нее внимание.

Десерт был окончен. В зале приглушили свет. На сцену вышла Джоан Риверз.[38]Гриффин извинился и вышел. Джун сжала его руку, когда он вставал из-за стола. Он легонько похлопал ее по плечу. Предложи он ей сегодня вечером выйти за него замуж, полететь в Лас-Вегас и обвенчаться в круглосуточно работающей церкви, она, вероятно, согласилась бы.

Он шел к выходу из зала под смех публики. Запах духов, косметики, крема для обуви, еды, сигарет. Взрывы смеха, ошеломляющая атмосфера удовольствия с примесью беспокойства, отравляющего это удовольствие, которое чувствовали те, кто волновался из-за работы или из-за нового проекта. Внезапно Гриффина захлестнула волна эмоций, как если бы он смотрел на римский закат из окна отеля. Ему хотелось всем им сказать: «Это моя жизнь. Вы – моя семья, я – один из вас. Я здесь не потому, что обязан, я здесь потому, что мне хорошо».

Служащий раздвинул для него занавес, и он вышел в вестибюль. Ему было нужно найти человека с короткой стрижкой и усами. У входа в отель караулили фотографы. Гриффин прошел через вестибюль к кафетерию за утлом. В кафетерии он купил плитку «Милки-уэй» и развернул ее, когда кассир отсчитывал сдачу. Потом он вышел на улицу и направился в сторону бульвара Уилшир. Вот он, в смокинге, ест шоколадку в Беверли-Хиллз. Он прошел на запад по бульвару Уилшир, обогнул отель кругом и вернулся к входу. Никто за ним не шел.

В вестибюле он подошел к лифтам. Неподалеку от входа в бальный зал он увидел человека с короткой стрижкой. Лет тридцать пять, лицо совершенно незнакомое. Он был хорошо ухожен. Волосы коротко подстрижены, по бокам оставлены баки. Загорелый. Как мог писатель так загореть? На нем были темно-серые брюки и синий пиджак с коричневым галстуком. Лицо его не вызывало в памяти ни малейшего отклика, и Гриффин сожалел об этом. Нередкая ситуация, подумал он, испытывая жалость к Автору. Сколько людей, с которыми встречался, я не помню? Если бы я был так же расстроен, как этот человек, стал бы я посылать такие глупые открытки? Смог бы я убить?

Он отсутствовал уже минут десять. Долго, но что поделаешь. Он мог бы вернуться в бальный зал, но решил, что если бы речь шла о фильме, сейчас самое время дать дракону бой. Он желал третьего акта.

Он пошел в противоположную от бального зала сторону, к лифтам. Человек с короткой стрижкой следовал за ним. Гриффин кивнул ему, и человек вошел в тот же лифт, идущий наверх. Носильщик с тележкой, набитой багажом, пропустил их вперед, потом заехал в лифт.

Носильщик спросил Гриффина, какой ему нужен этаж.

– Пятый, – сказал Гриффин.

Носильщик нажал кнопку. Он вышел на третьем этаже. Как только за ним закрылись двери, Гриффин повернулся к человеку с короткой стрижкой:

– Вы должны понять, у меня очень трудная работа. Я встречаюсь с огромным количеством людей ежедневно. Мой телефон звонит сто раз в день. Если учесть все сюжеты, попадающие на студию в форме идей, сценариев, книг, статей с отзывами, речь примерно о семидесяти тысячах сюжетов в год.

Двери лифта открылись. Гриффин вышел. Человек с короткой стрижкой вышел следом, не спуская с него глаз. В коридоре никого не было.

– Не знаю, как загладить свою вину перед вами. Мне жаль, что иногда я вынужден причинять людям боль. Я стараюсь стать лучше, в самом деле, стараюсь. Но вы зашли слишком далеко. Это чрезвычайно трудный бизнес. У вас могут быть прекрасные идеи, редкостный талант, но нужна удача. А формулы удачи нет ни у кого. Единственное утешение – это то, что как только вам повезет, на вас смотрят по-другому и все становится легче.

Гриффин ждал реакции. Человек смотрел на него с изумлением. Гриффин вызвал лифт, нажав сразу кнопки вверх и вниз. Он хотел поскорее выбраться.

– Мне нужно вернуться на вечеринку. Может быть, вам следует снова встретиться со мной и представить вашу идею. Рассказать обо всех ваших замыслах. Обычно во время встречи мы просим представить одну идею, но у вас, безусловно, богатое воображение. Возможно, мы сможем направить весь этот гнев на что-то позитивное. – Гриффин попытался вызвать у мужчины улыбку. Но тот не улыбнулся.

– Вы ведь не собираетесь меня убить? – спросил Гриффин.