– Уверяю, что в следующий раз мой брат сначала спросит вашего разрешения.

А будет еще и следующий раз?! Слушайте, Торстены, притормозите, иначе выдохнусь еще до конца каникул, и останется меня разве что прикончить, как загнанную лошадь, чтобы не билась в агонии.

– Спасибо, – ответила я. – Раз мы всё выяснили, то мне пора.

– Подождите, вам не удастся…

Почувствовав некоторое сопротивление, я дернула на себя дверь и уточнила:

– Что вы хотели сказать?

– Ничего. Забудьте. – Ристад одарил меня задумчивым взглядом. – Приятного вечера.

Гоняться за Кэтти по всему замку не пришлось – она спала в наших покоях, свернувшись на постели калачиком и трогательно подложив ладони под щеку. Никаких томных поз. Я накрыла сестру одеялом и принялась разбираться в том, что происходило в течение дня.

Для начала решила проверить заговоренное зеркало. Вернее, сначала сдернула с его угла неряшливо висящее исподнее, а потом заглянула в отражение. Из зазеркалья на меня смотрела рыжеволосая девица с прозрачно-голубыми глазами, с ничем, кроме веснушек, не примечательным лицом и большим ртом. В четырнадцать лет сын мясника обозвал меня лягушкой. Бросил в спину, в угоду хихикающим приятелям, таким же болванам. Он проквакал два часа, пока я не сжалилась. С тех пор мы не здоровались.

От прикосновения светящимся кончиком пальца по гладкой поверхности разлетелись утихающие круги. Зеркало полностью почернело, и, когда прояснилось, вместо меня в отражении появилась Катис. Сестра завороженно завязывала пояс кружевного безобразия.

– Дальше, – махнула я рукой.

Время пустилось вспять, изображение стремительно менялось. Мелькнула и исчезла женская фигура.

– Остановись!

Элоиза, одетая в платье моей сестры, крутилась перед зеркалом: любовалась собой и так, и этак, поправляла тесный лиф, перекидывала с плеча на плечо волосы. Наконец в отражении появилась сама Катис с хрустальным бокалом какой-то темной бурды. Значит, пока я в столице доводила инкуба, они вернулись с ярмарки и устроили гадюшник… Ой! Девичник. Впрочем, закончившийся как гадюшник.

Губы сестры беззвучно зашевелились. Наверное, она отвесила комплимент, и новая подружка ласково, чуточку высокомерно улыбнулась, хотя слепому кроту было бы ясно, что тряпка на пышногрудой девице сидела как седло на корове. И пока она изучала тонкую вышивку на рукаве, Кэтти прихлебнула напиток. Глаза мгновенно покруглели, щеки надулись. Кажется, отвратное пойло она проглотила, исключительно чтобы не выпустить фонтаном на товарку. Скривилась, помахала перед раскрытым ртом ладошкой, словно пытаясь потушить пожар после ложки жгучего перца, и отошла от зеркала.

Что они пили?

Уверена, Элоиза уничтожила доказательства любовного приворота, но надо знать Кэтти! Она наверняка постеснялась признаться, что питье не пошло «ни в то, ни в это горло», и припрятала почти полный бокал.

Жизнь с нашей матушкой-шпионкой, вечно лезущей в чужие дела, научила сестру мастерски укрывать запрещенную в доме контрабанду: конфеты, побрякушки, любовные записки, рукописные брошюры с советами по соблазнению мужчин… Спрятать бокал с пойлом от ведьмы, пусть и мнящей себя коварной, для нее не составило труда.

Бокал действительно нашелся за ночной лампой на прикроватном столике. Я взяла его в руки, принюхалась к маслянистому содержимому и скривилась от знакомого запаха ягод годжи. И сразу так накатило, что захотелось кого-нибудь проклясть. Жаль, проклятия противоречили природе светлой магии.

От пальцев по ножке бокала голубой молнией пронеслись чары, окутали маревом резные стенки. Напиток задрожал, начал медленно и неохотно расслаиваться, нагревая хрусталь. Вниз осела мутная жижа, а наверху появилась тонкая прозрачная полоска дурманного зелья. Нормальные ведьмы добавляли по паре капель, а Элоиза дряни не пожалела: плеснула так плеснула! Но теперь, имея источник приворота, погасить любовную горячку было совсем не сложно: достаточно вылить в землю, а в оранжерее Торстенов земли в цветочных горшках было хоть закопайся.

С решительным видом я вышла из покоев и отшатнулась от неожиданности, обнаружив под дверью Шейнэра. Он сидел как бедный родственник, привалившись спиной к стене, и выглядел очень несчастным.

– Не спрашиваю, что ты делаешь под нашей дверью. Очевидно, сидишь, – произнесла я, аккуратно пряча бокал за спину.

Он неловко поднялся и, глядя в пол, пробубнил:

– Ты знаешь, где Кэтти?

– Крепко спит и просыпаться до утра не планирует.

– Я заходил час назад, ее не было.

– Наверное, закрывалась в ванной… – сочинить, куда она еще могла отправиться, не хватило воображения. – Послушай, ты приходишь к нам в комнату как к себе домой!

Справедливо говоря, он действительно был у себя дома, но всем известно, что лучшая тактика – сразу облаять и избежать неудобных вопросов, чем на ходу импровизировать. С экспромтом у меня сегодня складывалось по-особенному дурно.

– Бессмысленно обивать порог, Шейн. Катис приболела.

Жених страшно всполошился, и в глазах появилась искренняя, ничем не замутненная паника.

– У нее лихорадка? Горловая жаба? Мигрень? – в отчаянии выпалил он. – Так и знал, что ей нельзя на морозе есть лед!

В жизни не встречала мужчину, без лекарского образования знающего сразу столько разных недугов.

– Надеюсь, что лед был в креманке, и вы, детишки, не облизывали сосульки, – вырвался у меня удивленный смешок. – Разрешаю заглянуть к ней.

– Спасибо! – Он поспешно прошмыгнул в покои, словно боялся, что приглашение внезапно отменят.

До оранжереи добралась без приключений: ни одного голодного Ферди не повстречала, ни одной зомби-крысы не заметила. Правда, столкнулась с тремя горничными. Подозреваю, среди темных прислужников обо мне пустили какой-то настораживающий слушок, потому как молчаливые женщины в серых платьях выстроились ровной шеренгой, как перед генералом, и синхронно отвесили поклон. От удивления я тоже поклонилась, чуть не расплескав содержимое бокала, и сбежала, пока служанки не попадали в обморок от потрясающей воображение вежливости.

Пристройка со стеклянной остроугольной крышей встретила меня тишиной и влажной свежестью. Освещения здесь не было, пришлось прихватить с собой один из висящих на крючках фонарей и встряхнуть, чтобы пробудить толстую оплывшую свечу. Держа его над головой, я начала пробираться вглубь сада и наткнулась на небольшие горшки с кактусами. На круглых макушках торчало по крупному цветку, отчего колючие уродцы чем-то напоминали молодящихся дуэний в ярких и даже забавных, но безнадежно скособоченных шляпках.

Поставив фонарь на плиточную дорожку, я присела и начала осторожно выливать дурманную настойку в самый мелкий из пятка растений.

– По-моему, в этом есть тонкая ирония, что из всех цветов тебя заинтересовали именно азрийские кактусы, – насмешливо проговорил у меня над головой Хэллрой. – Ты знала, что они выстреливают иголками, когда чувствуют приближение тепла?