на протезе — тоже, а его так быстро не отмоешь. Но меня все равно сделали главным подозреваемым и искренне ненавидели. Какой смысл после такого вести с ними переговоры?

Я дождался, пока на горизонте появился хоть кто-то адекватный — немолодой уже следователь с усталым взглядом. Этот общался со мной вежливо, но наручники с меня в допросной не снял. Что, опять же, было глупо: я их сам могу за пять минут снять, если очень захочу.

— Что вы там делали вообще? — спросил он.

— Из любопытства приехал, — проворчал я.

Упоминать Батрака и истинную цель своего визита я не собирался. Он никогда не был связан с сектой официально, его там видел только я, и наверняка его уже и след простыл. Объяснить, кто он такой, слишком сложно, и мне все равно никто не поверит. К счастью, за пару часов, проведенных здесь, я успел придумать версию получше.

Главное, чтобы в памяти снова не всплыл голос Рэдж… Я запрещал себе думать о том разговоре, только не сейчас. Этот неожиданный звонок ослаблял меня даже больше, чем деревня, полная трупов.

Вроде как я должен был радоваться — я получил еще одно подтверждение того, что моя жена все еще жива. Но на душе было совсем тоскливо.

— Подвело вас любопытство, не так ли? — вздохнул следователь.

— Меня пока скорее система подводит… Почему меня вообще обвиняют?

— Вы единственный, кто остался жив и не получил ни единого ранения.

— И что? У нас теперь так убийц выявляют? Кто выжил, тот и виноват?

— А как все было, по-вашему?

К этому вопросу я как раз был готов. Я рассказал, как Наталья пригласила меня переночевать, как я остановился в гостевом домике и заснул. Я был один, ничего не видел и не слышал, мирно спал. А когда проснулся, за окном была малость преисподняя… Да и не только за окном, я упомянул про глаз, подброшенный в гостевой домик. Скрывать это было нелепо, глаз-то все равно нашли рядом с моими вещами.

— Как же это все могло произойти? — поразился следователь.

— Не знаю — вы мне скажите! Но вот как все было на самом деле.

— По вашей версии. Однако против вас есть весомые улики, из-за которых вы и стали подозреваемым.

— Какие еще улики? — нахмурился я. — То, что я живой, — не улика, это просто милое моему сердцу обстоятельство.

— Люди, которые вчера посещали деревню как туристы, видели, что у вас был конфликт с местными.

— Ага, вот из-за этого, — я поднял вверх правую руку. Левая, прикованная к ней наручниками, потащилась следом. — И что? Разошлись в состоянии взаимной ненависти и старались больше не встречаться.

— Судя по убеждениям членов общины, вы никому там не могли быть приятны.

— Вы это под мотив подогнать пытаетесь?

— Еще не доказано, что вам разрешили там остаться.

— Меня сложно не заметить, но даже если это кому-то удалось, там автомобиль в чистом поле стоит! Они бы по нему догадались, что я притаился где-то рядом. Слушайте, мои вещи лежат в гостевом доме, я там ночевал, это не могло произойти без разрешения.

— Проверим. Есть еще вот это, Николай Анатольевич.

Следователь достал из кармана пиджака телефон и запустил на нем какую-то запись. Спустя секунду я услышал женский голос — прерывающийся, дрожащий, захлебывающийся от истерики.

— Помогите! Он напал… Он убивает нас! Всех нас! Этот, который приехал вчера, однорукий уродец… Он убил нашу сестру Наталью! Он доберется до меня, он всех нас убьет!

— Вы знаете этого человека? — допытывался дежурный. — Вы знакомы с ним?

Но женщина уже не отвечала, она лишь вопила — отчаянно, дико. Так никакая актриса не сыграет, так можно кричать только в миг, когда понимаешь, что твоя жизнь вот-вот закончится…

Потом запись оборвалась, и допросная погрузилась в звенящую тишину. Я ничего не говорил, потому что мне нечего было сказать, я не представлял, как такое возможно. Понятно, о ком она говорила, под определение «однорукий уродец» в этой деревне подходил только один человек. Но я не убивал эту женщину, я ее голос впервые в жизни услышал только что!

Я ведь до этого момента не понимал, почему полиция приехала вовремя — без моего звонка. Теперь понял.

— Послушайте, Николай Анатольевич, я и сам едва ли понимаю, что там произошло, — признал следователь. — Но этот звонок — единственная более-менее толковая улика, которая у нас есть. Уже доказано, что он точно поступил из той деревни.

— А как он мог оттуда поступить? — оживился я. — Они же отказались от технологий, и туристов, которые могли бы одолжить им телефон, там ночью не было!

— Господи, вы что, людей не знаете? Им запрети — у