Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я быстро разделся, натянул резинку и прижался к ней.
– Ты готова? – спросил я нетерпеливо. Она избавила меня от невозмутимой отстраненности, давно ставшей моей второй натурой. Я нуждался в ней все больше и больше. И каждый раз, когда она давала мне то, чего я жаждал, я становился жадным и старался взять еще больше.
Мне нужно было немного успокоиться. Просто, чтобы вдохнуть ее в себя. Чтобы прочувствовать каждое мгновение нашей близости и насладиться ею. Но она лишила меня даже остатков самообладания.
– Для тебя? Всегда, – шепнули ее губы.
Я застонал и вошел в нее, медленно и глубоко. Это было так хорошо… так горячо, плотно и влажно. Я просунул руки ей под мышки и обхватил ее груди. Ее твердые соски уткнулись в мои ладони, и она потянулась ко мне, призывая войти в нее еще глубже.
Я хотел бы оставаться вот так, внутри нее, до самого восхода солнца, но она шевельнулась, и удовольствие, которое я испытал при этом, стало почти невыносимым.
– Черт возьми, Холли, – пробормотал я и начал ритмично двигаться, наслаждаясь и желая, чтобы каждый толчок длился как можно дольше.
Это было слишком хорошо. Чертовски идеально. Слава богу, что она не ушла от меня сегодня вечером. Слава богу, что мы вместе. Всю эту ночь. Как же мне повезло, что я нашел эту женщину, которая могла заставить меня чувствовать себя чертовски хорошо! Я чувствовал себя так, словно в течение многих лет был лишен очень важной частички моей души, и вот она нашла ее и вернула мне. В эти минуты я ощущал себя более живым, чем когда-либо на моей памяти. Я чувствовал свое сродство с этой женщиной. Как будто стал теперь способен на все, что угодно, пока мы вместе.
Она отвела мою руку со своей груди и переплела наши пальцы, а я едва не зарычал от совершенства этого простого жеста. Как могло такое, казалось бы, неэротичное движение заставить меня желать ее еще сильнее? Но именно этот жест доверия – его чистота – по-настоящему сразил меня. В нем отразились все наши отношения, все мои чувства к ней.
Она начала дрожать подо мной. Ее ноги ослабли, все ее тело поглотил оргазм. Она еще сильнее подалась назад, и смена позы заставила меня глубже войти в нее. Ее оргазм пульсировал вокруг меня, сжимая мой член, заставляя меня тяжело дышать, хрипеть и трахать ее все сильнее и сильнее, пока я почти не ослеп от усилий. Все, на что я был сейчас способен, это чувствовать. И все, что я чувствовал, была Холли.
Я взорвался в ней с хриплым стоном и крепче обнял ее.
– Ты собираешься погубить меня, – прошептала она.
Если бы у меня оставалась хоть капля энергии, я бы спросил ее, что она имеет в виду. Я сомневался, что она говорила о шарфе. Но я отдал бы ей сейчас все, что бы она ни пожелала.
И делал бы это снова и снова, если бы она попросила.
В какой-то момент нашего сумасшедшего вечера – или уже ночи? – когда мы все-таки добрались до спальни, Холли высвободилась из моих объятий и пересекла комнату, направляясь в ванную.
– Я говорил тебе, что ты очень красива? – спросил я.
Она обернулась и посмотрела на меня так, словно я только что сказал какую-то несусветную глупость. С чего бы? Эти слова никак не должны бы ее шокировать. А значит, я опять не прав. У нее не должно быть никаких сомнений в том, что я считаю ее самой красивой женщиной на свете. Потому что это правда.
– Не возражаешь, если я зайду в ванную? – спросила она, а я усмехнулся тому, как быстро она освоилась в Англии. Лондон пришелся ей к лицу. И она обладала особым природным чутьем на то, как надо демонстрировать красоту камней, что было важно, если она собиралась заниматься этим бизнесом.
– Ты так и не сказала, действительно ли тебе понравились серьги, – крикнул я ей вслед.
Она снова появилась в дверях ванной, улыбаясь, как будто только и ждала, когда я заговорю об этом. Не стоило сейчас говорить о деле, но я хотел знать, что она думает.
– Ладно, давай сделаем пятиминутный перерыв и поговорим о работе. – Она подошла и схватила свой мобильник с тумбочки. – У тебя есть время до шести минут первого.
Я ухмыльнулся, забавляясь ее стремлением как устанавливать правила, так и пренебрегать ими.
Когда мы уже лежали, отдыхая, повернувшись друг к другу, она спросила:
– Знаешь, что я подумала?
– Нет, – фыркнул я, закатив глаза, всем своим видом выражая, что считаю ее совершенно несносной, а вовсе не самой сексуальной и очаровательной.
Она это просто проигнорировала.
– Мне кажется, серьги идеально подходят к диадеме, сделанной твоими родителями.
Ее слова заставили меня слегка растеряться. Я совсем не это ожидал услышать. Думал, она что-то скажет о мотивах, которые использовались в украшениях, или о технических инновациях. Какое отношение мои родители имели к этим серьгам?
– Знаешь, – продолжала она, – они очень современные и в то же время классические. Инновационные, но также и царственные. И, конечно, они прекрасны. Мотив изумительный, но есть и техническая проблема – как заставить их висеть прямо, чтобы не было слишком очевидно, что ты использовал снежинки в качестве противовеса. Мне понравилась каждая их деталь. Совершенно очевидно, что ты достойный сын невероятно талантливых людей.
Я не нашелся, что ответить. Я не испытывал грусти, когда Холли упоминала моих родителей, как это случалось почти всегда, когда кто-нибудь говорил о них. Я не спешил соглашаться с ней или менять тему. Мне нравилось, что она с уважением относится к моей неразрывной связи с ними, несмотря на то что их уже пятнадцать лет нет в живых. Едва ли кто-то другой мог сделать мне такой невероятный комплимент. Я потянулся к ней и притянул к себе, нуждаясь в ее тепле, наслаждаясь ее близостью.
Что бы ни происходило между нами, это не сводилось только к приятному общению и регулярному, потрясающему сексу. Это нечто большее. Я был рядом с женщиной, которую находил бесконечно очаровательной, чувствовал ее заботу обо мне и сам желал заботиться о ней. И еще я безумно хотел, чтобы она по достоинству ценила то, что было создано моим детищем