В годовщину мирного договора 10 июля 1775 года начался пышный праздник. Для Потёмкина это был в буквальном смысле звёздный час. Он получил все мыслимые и немыслимые награды: орден Святого Андрея, графское достоинство, усыпанную алмазами шпагу и 100000 рублей. Ещё через год он имел «полный иконостас» на груди (и всё хлопотами государыни): прусский орден Чёрного Орла, польские ордена Белого Орла и Святого Станислава, датский — орден Слона, шведский орден Серафима. Потёмкин не прочь был заполучить также ордена Золотого Руна, Святого Духа и Голубой подвязки, но кавалерами двух первых орденов могли быть только католики, а орденом Подвязки награждались только англичане. В 1776 году Потёмкин стал князем Священной Римской империи, Иосиф II не мог отказать Екатерине в этой просьбе.

Формально в фаворитах он ходил всего два года, но при этом сохранил с императрицей самые доверительные и тёплые отношения до самой смерти. В письмах Екатерины к своему возлюбленному Гришеньке часто встречается обращение «дорогой супруг» или «нежный муж». Очень может быть, что слова «супруг» и «муж» ничего не значат и употребляются только для того, чтобы возвести в степень выражения чувств и привязанности. А если всё-таки прав Лонгинов и другие историки, и Потёмкин был тайно обвенчан с Екатериной? Тогда совершенно другой окрас приобретает, например, такая фраза из её письма: «Мы ссоримся о власти, а не о любви».

А власть при дворе Потёмкин приобрёл огромную, и это была власть не только фаворита, она была заработана огромным кругом интересов и неустанной работой. Вот самые разнообразные вопросы (сошлюсь на И.А. Заичкина), которые поручила ему Екатерина решать в пору его двухгодичного фаворитства: «крестьянское восстание и австро-русское сближение, Запорожская Сечь и бурбонские дворцы, беспорядки в Вологде и война со Швецией, торговый договор с Францией и устройство Черноморского флота, судьба Грузии, должность флигель-адъютанта, Вышневалдайская система, Дунайские княжества, устройство городов, Кавказ, Крым, Дарданеллы, восстановление Византийской империи, Польша, Курляндия и многие другие».

Но уже в конце 1775 года в отношениях любовников появился признак отчуждения. Тон писем Екатерины к Потёмкину меняется. На словах она любит его по-прежнему, но между строк проглядывает усталость от их отношений. Императрица давала повод для ревности, об этом рассказ впереди. Потёмкин перестал верить её клятвам в верности и любви. Дипломат на троне, Екатерина по сути своей была лицемерна, и это угадывал её чуткий любовник. А дальше взрыв, вулкан, куча упрёков, потом раскаяние и глубокая депрессия. Вот выдержки из писем Екатерины того времени: «Не мучь меня холодным обхождением, не увидишь холодности», «Я хочу ласки, да и ласки нежной, самой лучшей. А холодность глупая с глупой хандрой ничего не произведут, кроме досады и гнева», «Спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение».

Потёмкин к Екатерине в мае 1776 года: «Позволь, голубушка, сказать последнее, чем я думаю наш процесс и кончится. Не дивись, я не беспокоюсь в деле любви нашей. Сверх бессчётных благодеяний твоих ко мне, поместила ты меня у себя на сердце. Я хочу быть тут один преимущественно всем прежним твоим для того, что тебя так никто не любил; а как я дело твоих рук, то и желаю, чтоб мой покой был устроен тобою, чтоб ты веселилась, делая мне добро».

Кто же виноват в разрыве больше — Екатерина или её фаворит? Они так и не договорились, потому что через месяц Потёмкин уже пишет: «Я для вас хоть в огонь, но не отрекусь, но, ежели, наконец, мне определено будет быть от вас изгнану, то пусть это будет не на большой публике. Не замешкаю я удалиться…»

И удалился. Отставка состоялась «не на большой публике», но она состоялась. Бросив столицу и двор, он отбыл в своё наместничество — в Новороссийский край, где ранее был назначен генерал-губернатором. Окружение Екатерины недоумевало, сильны были слухи, что в отставку Потёмкин пошёл добровольно, испросив на то разрешение хозяйки. Кто знает, рассчитывал ли он сохранить прежнюю власть? Или захотел построить «собственное государство», где стал бы полновластным хозяином? О, конечно, Новороссия и Крым есть собственность России и императрицы, но освоение их требует исполинской работы? Он превратит эти земли в рай и поднесёт ей их как подарок.

Здесь уже отношения Потёмкина и императрицы входят в новую фазу. Он редкий гость в столице, но продолжает служить Екатерине верой и правдой. А над петербургским горизонтом уже вставала звезда нового фаворита — Петра Васильевича Завадовского.

Оценивая «временщиков» Екатерины, историки и писатели отдают должное государственной деятельности Потёмкина, забывая Петра Васильевича Завадовского (как это говорится-то?), «внёсшего значительный вклад в совершенствование российской государственности и просвещения». Сделав Петра Васильевича своим фаворитом, Екатерина сильно навредила ему в глазах не только потомков, но и современников. Все его успехи и быстрое продвижение по карьерной лестнице приписывались тому, что он прошёл через спальню императрицы. Но это миф, выдумка. Завадовский был очень толковым, образованным, необычайно работоспособным и, что важно, порядочным человеком. Если бы в XVIII веке уже придумали слово «интеллигент», то оно вполне было бы по размеру этому человеку.

Трудно дать объективную оценку времени Екатерины. Впрочем, оценка всегда будет субъективной, если автор стремится быть искренним. На заре советской власти, в 1920-е годы, был издан учебник по русской истории М.Н. Покровского. Серая книжка на плохой бумаге предназначалась для рабфака — молодёжи, учащейся на рабочем факультете. В этом труде у Покровского все русские цари и их жёны были негодяями, моральными уродами, мракобесами, иногда ещё и сифилитиками, словом, подлыми и кровавыми угнетателями народных масс. В XXI веке бросились в другую крайность — теперь в исторические портреты правителей и их окружение щедро подмешивают елей и лак. Судить о личности государственного деятеля мы можем только по документам, проектам и указам, но нам ли не знать, что между документом и его претворением в жизнь — пропасть. Завадовским было очень много задумано на «ниве народного просвещения», и если не всё было исполнено, то это не его вина. Но приступим к рассказу о нём самом.

Завадовский происходил из старинного польского рода. Дед принял подданство России ещё в XVII веке. Отец Завадовского, черниговский дворянин, служил в армии, в военной канцелярии, был дружен с гетманом Кириллом Григорьевичем Разумовским. Жил он довольно скромно, впрочем, тогда многие дворяне не шиковали. 800 душ крепостных, барский дом в семь окон, тесовая крыша, вокруг дома сад, а далее неоглядные леса. Здесь 10 января 1739 года и родился будущий министр просвещения — Пётр Васильевич Завадовский.

Семья была многочисленной. В восемь лет Петрушу отдали учиться в иезуитское училище в Орше. Преподавание велось на польском языке и было бесплатным. Иезуиты хорошо учили: латынь, греческий, история, география, менее подробно математика и физика. Воспитанников готовили к светской службе, поэтому помимо наук учили этикету, умению держаться за столом, вести непринуждённую беседу и быть настойчивым в достижении цели.