День простоял хмурым и душным.

Под вечер над озером и островом нависла иссинячерная туча. Грозой не окатила, хотя громыхал гром, небо чертили сверкающие зигзаги молнии. Попугав, туча лениво утянулась в западную сторону, но духоту с собой не увела.

Поздно из-за частокола заозерных лесов поднялся лунный шар, расстелив на воде свое огненное отражение. Луна всходила окровавленная. Сидя на валуне, Андрей смотрел на ее восход, и казалось ему, что такую огненность лунного шара он видел впервые. После того что он узнал от Ирины, Андрею эта огненность невольно представлялась знамением, предупреждавшим о нежданной беде с Аринушкой.

Знал Андрей, что вызов боярыни в Орду грозит неотвратимой бедой, думал, как спасти любимую, в каких заповедных лесных урочищах укрыть ее от татарской неволи. Однако в мыслях этих не было смелости, которая дала бы надежду на то, что сможет спасти от беды Аринушку.

Едва услышав шаги, Андрей уже знал, что идет боярыня. За кустарником ее не было видно, но он не сомневался, что она уже близко, и, обернувшись, увидел любимую, освещенную оранжевым светом луны. Андрей торопливо шагнул навстречу и замер, когда она плотно прижалась головой к его груди.

– Насилу сыскала тебя! Пошто от меня хоронишься?

– С испугу, Аринушка! Молвленное тобой насмерть перепугало. Да неужли правда?

– Не до конца сказала про свою беду. Потому как сама разум от злой вести потеряла.

– Молю тебя, не утаивай ничего. Все скажи, Аринушка. Не молчи сейчас христа ради.

– Скажу. Ничего не утаю. Радость ты в моей жизни. Скажу. Только вот сяду, а то нет силы в ногах.

Боярыня опустилась на омшелый валун. Андрей встал возле нее на колени, не выпуская из рук ее горячую руку. Ирина долго молчала, а он нетерпеливо ждал. Наконец она заговорила:

– Зовет меня хан. Буду как выкуп за брата из полона. Надумал отдать меня в жены сыну.

Андрей рывком встал.

– А теперь послушай, что надумала для своего спасения. В монастыре укроюсь, а как сгину в татарской памяти, сызнова объявлюсь, чтобы жить с тобой.

– В каком монастыре?

– Сейчас не ведаю. Совета спрошу у великой княгини Евдокии Дмитриевны. Может, где в Новгородской земле: туда руки поганых не дотянутся и меня там не знают. И к тебе есть просьба. Нужна мне твоя помощь.

– Готов сослужить, Аринушка!

– В Москву пошлю тебя с грамотой к великому князю Дмитрию. Под его руку отдам вотчину. Подашься в Москву?

– Да хоть на край света!

– Значит, как начнет светать, переплывешь в лодке озеро и поспешишь в Москву. А сейчас пойдем в хоромы. Зачту тебе грамоту и про дорогу к князю Дмитрию ладом поговорим. Идти тебе глухими дорогами, чтобы никто тебя не видел, и я в монастырь должна уйти тайно. Как воротишься из Москвы, так и проводишь меня в ту обитель, на кою укажет великая княгиня…

Шел пятый день после раннего рассвета, когда боярыня в тайном месте острова усадила Андрея в лодку и, оттолкнув ее от берега, отправила любимого в Москву, потом долго слушала всплески воды под веслами. Все эти дни она думала об уехавшем Андрее, мечтала, как покинет вотчину вместе с ним, укроется в монастыре и оба они будут ждать, когда татары забудут о ней, и надеяться на то, что и нынешнего хана задушат соперники, освобождая для себя трон.

Настороженно жила боярыня после отъезда Андрея. На всех путях и дорогах к озеру расставила дозорных с наказом глядеть за татарами. Вести о татарах настораживали все больше и больше. Боярыня уже не сомневалась, что баскак отправит ее в Орду под охраной кочевников, а может быть, даже осмелится и увезет ее насильно. Ожидая любой беды от удельного князя и баскака, она в тайном месте схоронила вторую лодку, чтобы иметь возможность в любой момент покинуть остров. Опасаясь любой напасти, отдала приказ во всех слободках спускать на ночь собак с цепей…

В опочивальне распахнуты все окна. В горнице сумрак, а на воле светит ущербная луна с обломленной кромкой. Ночь тихая и душная. Лист не шелохнется. Над озером куделя тумана. Туман не сплошной, с просветами, но у берегов его молочность непроглядна.

Боярыня, отпустив Вивею, легла на постель не раздевшись. Лежала, перебирая в памяти все услышанное за день о татарах. Сон не шел. Донимали опасения. Вслушивалась в собачий лай, но не угадывала в нем беспокойства. Однако через некоторое время собаки залаяли беспокойно, сгрудились на берегу. Ирина покрылась холодной испариной, разглядев в озерном тумане огни. Распахнулась дверь. На пороге – перепуганный тиун. Старик, пересиливая одышку, выкрикнул:

– Татары на лодках.

– Видела, – спокойно сказала боярыня.

– Куда схоронишься?

– Встречай гостей. Обо мне не тревожься. С татарами не задирайся.

– Твоя воля, матушка! Только как же тебя кинуть?

– Себя береги.

– Господь будет тебе помощью!

Тиун, крестясь, выбежал из опочивальни. Боярыня выхватила из-под подушек узелок и также покинула опочивальню. Легко сбежав по лестнице, оказалась на улице и побежала к тому месту, где спрятала лодку.

Густой лунный туман. Отражение луны в воде не ярко. Боярыня радовалась, что с острова лодка с ней не видна…

Андрей Рублев с московской дружиной появился в вотчине на шестые сутки после набега татар. Привез весть от великой княгини. Но было поздно.

Татары приплыли на остров с приказом увезти боярыню в Орду и, не найдя ее в хоромах, искали ее на острове весь день. Обозленные, они жестоко избили тиуна, увели нескольких лошадей и, разграбив хоромы, покинули вотчину.

Прибывшие с Андреем княжеские дружинники, расспросив тиуна, поняли, что боярыне удалось вовремя скрыться…

Минуло семь лет.

На Великой Руси знойный июль 1375 года…

На берегу омута, в лесной глуши, устроившись под ветлами омшелой ели, Андрей Рублев писал лик Богородицы. Душно ему от смолистого аромата хвои. Бусинки пота на лбу – тряхнет головой, а бусинка покатится со лба по щеке, по бородке и упадет на икону, обозначив себя на краске водяным кружочком.

Над лесами пламенеют пурпурные шелка заката. Вода омута, отражая переливы солнечного пожара, как сковорода, раскаленная докрасна на углях кузнечного горна.

Омут лежит на дне оврага. Его склоны в завалах мертвых лесин. Болотная гниль осилила живучую древесину, свалила великанов в овраг, будто заслонила омут от людского глаза. Берега омута в болотных кочках, опушенных мхами и гривой осоки. Кудесница-природа украсила их россыпями бирюзовых незабудок. Но обманчива их красота – ступит человечья или звериная нога на это недоброе место, и скрытая под цветами трясина тотчас начнет жадно засасывать жертву, обманутую прелестью незабудок…