Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я могу такси взять, – растерялась Лариса, и внутри что-то заныло.
– Не надо, – упредил ее следователь и сказал, что будет через тридцать минут.
– Адрес! – всполошилась она, но капитан повесил трубку.
– Они знают, – заверила ее помощница и оказалась права. Ровно через тридцать минут милицейский «уазик» появился возле здания, где Крюковы снимали помещение под офис последние два года.
– Я скоро, – пообещала Лариса и, накинув шубу, спустилась почти бегом, миновав вахту, украшенную серебряной мишурой в честь надвигающегося праздника.
– Присаживайтесь, Лариса Георгиевна, – встретил ее у машины следователь и предусмотрительно распахнул перед ней двери. – Надеюсь, недолго.
– Уж как получится, – криво улыбнулась Лариса и влезла в «уазик», отметив поселившееся внутри странное беспокойство.
Знакомый судмедэксперт встретил их прямо у входа. Втоптав окурок в снег, засуетился, открыл дверь и повел знакомым коридором в зал, где обычно проходило опознание.
– Предупредили? – вполголоса поинтересовался он у следователя и мельком взглянул на свою спутницу.
– Нет еще, – прошептал тот и опустил голову.
– Что-то случилось? – Лариса моментально почувствовала нетипичность происходящего и остановилась у входа в зал.
– В некотором роде, в некотором роде… – себе под нос пробубнил судмедэксперт и следом двинулся за ней, тревожно поглядывая на следователя.
На показавшемся просто огромным столе была разложена одежда, когда-то принадлежавшая Славе. Лариса сразу узнала ее по красному канту на краю нагрудного кармана. Ровно посередине он был «прихвачен» утюгом, регулятор которого ошибочно был выставлен ею на режим «хлопок» в то самое утро, когда она видела мужа в последний раз. Лариса легко вспомнила этот эпизод и то, как Славка ее успокаивал и говорил, что незаметно и что это не повод выбрасывать рубашку. «И правда, не повод», – помнится, согласилась она и предложила «прихватить» кант и на втором кармане, но Слава не дал, потому что боялся, что вообще все расплавится, а рубашка красивая и ему нравится.
– Узнаете?
– Узнаю, – чуть слышно произнесла Лариса.
– А куртку?
– На нем не было куртки… И обувь, – она внимательно посмотрела на стоптанные белые кроссовки, – тоже не его. Джинсы похожи.
Джинсы сто процентов были Славины. Лариса сама подрубала их известным ей с юности способом, вшив одну половину металлической молнии в нижний край брючины.
– Его? – судмедэксперт вместе с капитаном смотрели на нее не отрываясь.
– Его, – подтвердила она и с опаской перевела взгляд на соседний стол.
– Соберитесь, – предупредил ее капитан и мрачно уставился на эксперта.
Что-то было не так. Судмедэксперт медлил. И Лариса молниеносно догадалась, в чем дело. На том месте, где обычно располагалась голова покойника, ничего не было, зато над правым плечом под тканью угадывался сверток какой-то странной формы.
– Смотрим? – неуверенно произнес эксперт и, не дожидаясь ответа, аккуратно отогнул край простыни. – Узнаете?
– Узнаю, – зачем-то поторопилась сказать Лариса и сделала шаг вперед. – Что ж вы так? – только и сказала она, не отрывая взгляда от обезображенного тела того, кого считала своим супругом.
– Приношу извинения, – залепетал судмедэксперт и добавил: – Работа не моя.
– Голову осматривать будете? – внес свою лепту следователь, внимательно наблюдая за потерпевшей.
– А бесполезно… – вмешался эксперт. – Крысы, видимо, обглодали. В подвале несколько дней провалялся, прежде чем граждане тревогу забили. Впрочем, если хотите, смотрите. Показать?
– Не надо, – отказалась Лариса и попросила снять простыню полностью. – Это он, – спешно проговорила она и отвернулась: что еще надо? Разглядывать эти застывшие сизые ноги в ссадинах, ввалившийся живот с уродливой синей полосой под пупком было невыносимо. Лариса не хотела этого видеть, потому что помнила Славу другим – плотным, по-мужски ладно скроенным. Зажмурившись, она сделала пару шагов вперед, легко коснулась дрожащими пальцами ледяного тела мужа где-то на уровне левого соска и тут же отдернула их, как будто обожглась. – Слава богу, – оглянулась она на своих спутников и побелевшими губами чуть слышно произнесла: – Нашелся.
Все, что происходило дальше, всплывало в Ларисиной памяти отрывками: какие-то бесконечные бумаги, подписи, переговоры, участливые взгляды всех, кто был осведомлен о происходящем. Еще она помнила, как позвонила свекрови и объявила, что Слава нашелся.
– Живой? – Кажется, Надежда Николаевна поняла все сразу.
– Нет. Я сейчас к вам приеду.
– Не надо, – отказалась свекровь. – Я в церковь.
– Зачем?
– А куда мне еще идти? – спросила Надежда Николаевна, а Лариса ей позавидовала: если бы было можно, она бы тоже ушла, но дома ее ждали дети…
«Как я им об этом скажу?» – лихорадочно соображала Лариса и искала подходящие слова, наивно полагая, что среди них есть те, что способны смягчить удар. Но как только она перешагнула порог квартиры, заготовленные в дороге фразы тут же улетучились из ее головы.
– Вот и все, – торопясь, проговорила Лариса и закрыла рот рукой, безудержно заплясал подбородок.
– Все? – переспросил открывший ей дверь Антон, и она молча кивнула в ответ. – А бабушка знает? – Он не сводил глаз с матери.
– Знает, – выдохнула Лариса и с тоской посмотрела на дверь в детскую, пытаясь угадать сквозь матовое стекло, там ли Глебка.
Перехватив ее взгляд, Антон сгорбился и пошел к брату.
– Сама! – бросилась за ним Лариса, но не успела – сын аккуратно закрыл дверь перед ее носом. – Пусти, – прошептала она и, разом обессилев, опустилась на корточки возле косяка, старательно прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Думая в дороге о том, как отреагируют дети на известие о смерти отца, Лариса ожидала от Глеба истерики. Но вместо нее из комнаты донеслось тихое всхлипывание, перемежающееся словами Антона, точно расслышать которые она, разумеется, не могла.
Лариса понимала: нужно собраться с духом, встать, войти в комнату, поговорить с детьми. Но на это были нужны силы, а их у нее не было. Ее тело словно обесточили, а ведь впереди еще несколько страшных дней. «И все равно, это лучше, чем жизнь в неизвестности», – призналась себе Лариса и почувствовала, как на нее навалилась такая усталость, на преодоление которой должны были уйти годы. «Надо встать», – приказала она и поднялась, но зайти в детскую к сыновьям так и не осмелилась, ушла к себе.
Лариса легла на кровать, на половину мужа, и с жалостью подумала о том, что умудрилась выстирать Славину наволочку. «Поторопилась», – всхлипнула она и обняла руками подушку, тщетно стараясь почувствовать его запах. «Славочка», – пробормотала Лариса и еще несколько раз повторила имя мужа, отметив про себя, что теперь оно и звучит как-то странно.