Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Узнаете? – выждав минуту, уточнил следователь и что-то пометил у себя в блокноте.
– Нет, – тихо ответила Лариса, внимательно вглядывающаяся в лицо худого мужчины. – Это не он.
– Вы уверены? – Представителю закона явно хотелось большей определенности.
– Уверена.
– Тогда все? – обратился судмедэксперт к следователю и, не дожидаясь ответа, накрыл труп простыней. – Значит, до другого раза, – посмотрел он на Ларису. Лицо ее было восковым и почти не отличалось от лиц тех бедолаг, что дожидались своей очереди на экспертизу в холодильной камере.
– Как вы себя чувствуете? – с опаской взглянул на Ларису следователь, видимо, ожидавший от нее совершенно другой реакции.
– Нормально, – пожала та плечами и, попрощавшись, медленно побрела к высоким воротам, за которыми ее поджидало такси.
– Красиво жить не запретишь, – пробубнил ей вслед капитан милиции, закурил папиросу, сделал пару затяжек, выбросил и, сев в служебную машину, поделился с водителем: – Кремень, а не баба.
Весь день Лариса находилась под впечатлением от увиденного, отпустило только к вечеру. И то не сразу, а только после того, как тонко чувствующий Глебка, взяв ее за руки, заглянул в лицо и печально спросил:
– Устала?
– Устала… – через силу улыбнулась ему Лариса и встала к раковине, чтобы вымыть посуду.
– Давай я, – сердито вызвался Антон и потеснил мать. – Отодвинься.
– Сама, – настояла Лариса и, стараясь стереть периодически всплывающее перед глазами изображение вздернутого желто-сизого подбородка чужого мужчины, подставила руки под воду.
– Замерзла? – участливо предположил Глебка, наблюдая за тем, как долго мать держит руки под струей воды, не касаясь посуды.
– А? – очнулась Лариса и растерянно посмотрела на заполнившуюся почти до краев раковину.
– Замерзла? – все с той же интонацией участия переспросил Глеб.
– Дурак, что ли?! Лето! – ответил вместо нее Антон и выключил воду. – Отойди, – попросил он ее, указав кивком на выдвинутую из-под стола табуретку, и проворчал себе под нос: – Вообще ничего не соображает…
В состоянии полной прострации Лариса долго сидела за столом на кухне, не отрывая глаз от стоявшего к ней спиной старшего сына.
– Куда ты смотришь? – заволновался Глебка, отметив тяжелый, недвижимый взгляд матери.
– Что? – безразлично отозвалась Лариса, не поворачивая головы. Куда бы ни был направлен ее взор, перед глазами вставало одно и то же: раскинутые ноги, бесстыдно обнажившие скукожившееся мужское достоинство, и этот впечатавшийся в память желто-сизый подбородок, задранный в потолок.
– Всё, – известил Антон, предварительно разложив вымытую посуду на красном кухонном полотенце. – Пусть стечет.
– Пусть, – важно согласился с ним Глебка и сообщил матери: – Чисто! Слышишь?
– Слышу, – эхом отозвалась Лариса и, взглянув на гору посуды, разложенной на красном полотенце, встрепенулась. Раковина, полная воды, бегущей по ее рукам, желто-сизый подбородок, ощущение холода – все пронеслось перед ней, вызвав приступ тошноты. – Этим больше нельзя пользоваться, – объявила она, вытащила наполовину пустое мусорные ведро и быстро скинула в него тарелки, чашки, столовые приборы, мирно сохнувшие на полотенце.
– Что ты делаешь?! – возмутился Антон и схватил мать за руку.
– Что надо, – отмахнулась от него Лариса, заглянула в ведро и, обнаружив там гору осколков, удовлетворенно убрала его на место. – Завтра новую купим.
Всю ночь проворочалась с боку на бок, проклиная себя за несдержанность: детей напугала, посуду перебила! «Легче стало?» «Не стало, – честно призналась Лариса. – Дальше что? Да что бы ни было! Одно опознание, другое, третье… Да хоть десятое! – мысленно рявкнула она и настроилась: – Сколько потребуется, столько и будет! Выбора все равно нет».
– Может быть, ты невнимательно смотришь? – пытала ее свекровь на следующее утро и смело давала советы, как вести себя на опознании.
– Пойдете со мной? – огрызнулась Лариса.
– Что ты, Ларочка! – Надежда Николаевна тут же пошла на попятную: – У меня же сердце не выдержит!
«А мое выдержит!» – решила Лариса и поклялась, что больше никогда не позволит себе так бурно реагировать на эту, в сущности, безобидную процедуру. И потом, она точно знала, уж лучше увидеть Славу мертвого, с таким же задранным к потолку желто-сизым подбородком, чем не увидеть вообще.
Второе опознание прошло для Ларисы фактически незаметно: покойник, представший перед нею, явно был ниже Славы. Об этом свидетельствовала его одежда, разложенная на соседнем столе.
– Это вещи не моего мужа.
– Такое тоже бывает, – заверил ее судмедэксперт и добродушно полюбопытствовал: – Смотрим?
– Не надо, – отказалась Лариса. – Это не он.
– Вы даже не посмотрели, – укоризненно напомнил ей следователь.
– Я и так вижу. – Она указала на выглядывавшую из-под простыни ногу покойника – чуть выше щиколотки синела татуировка. – У моего мужа ничего подобного не было.
– Ну и что? – упирался следователь. – За полтора месяца вполне могло появиться.
– Смотрите, – не выдержал судмедэксперт и откинул простыню с лица, показав визитерам голову, шею и плечи.
– Это не он, – снова повторила Лариса, мельком взглянув на одутловатое лимонно-желтое лицо мужчины, явно когда-то злоупотреблявшего алкоголем.
– Цирроз, – подтвердил ее подозрения эксперт и вернул простыню на место.
– Не везет нам что-то, – пожаловался ему следователь и показал своей спутнице на выход.
– Ищите да обрящете, – обнадежил их судмедэксперт и дружелюбно предупредил: – Не прощаюсь.
– К сожалению, – пробормотала Лариса и, как в прошлый раз, отправилась к поджидавшей ее за воротами машине. – Домой, – автоматически бросила она водителю и с наслаждением вытянула ноги.
– К кому? – шутливо уточнил таксист, не принимая во внимание, откуда вышла его клиентка.
– В смысле?
– У вас есть дом, у меня есть дом, – балагурил водитель. – Хотите, ко мне поедем? Мне лично такие женщины, как вы, очень нравятся.
– Это почему же? – Лариса с любопытством взглянула на таксиста – добродушное лицо, наверняка любимчик женщин, душа компании.
– Да потому же. – Водитель ловко вырулил на шоссе и встал перед стоп-линией. – Опытные, деловые, любого мужика за пояс заткнут. Не то что эти дуры-малолетки, за штанину схватятся и всю жизнь на ней висеть собираются.
– А вам самому-то сколько лет? – заинтересовалась Лариса, впервые столкнувшись с любителем зрелых женщин.
– Мне-то? – разулыбался таксист. – Уже тридцать восемь. А вам, если не секрет?