– Узнаете? – выждав минуту, уточнил следователь и что-то пометил у себя в блокноте.

– Нет, – тихо ответила Лариса, внимательно вглядывающаяся в лицо худого мужчины. – Это не он.

– Вы уверены? – Представителю закона явно хотелось большей определенности.

– Уверена.

– Тогда все? – обратился судмедэксперт к следователю и, не дожидаясь ответа, накрыл труп простыней. – Значит, до другого раза, – посмотрел он на Ларису. Лицо ее было восковым и почти не отличалось от лиц тех бедолаг, что дожидались своей очереди на экспертизу в холодильной камере.

– Как вы себя чувствуете? – с опаской взглянул на Ларису следователь, видимо, ожидавший от нее совершенно другой реакции.

– Нормально, – пожала та плечами и, попрощавшись, медленно побрела к высоким воротам, за которыми ее поджидало такси.

– Красиво жить не запретишь, – пробубнил ей вслед капитан милиции, закурил папиросу, сделал пару затяжек, выбросил и, сев в служебную машину, поделился с водителем: – Кремень, а не баба.

Весь день Лариса находилась под впечатлением от увиденного, отпустило только к вечеру. И то не сразу, а только после того, как тонко чувствующий Глебка, взяв ее за руки, заглянул в лицо и печально спросил:

– Устала?

– Устала… – через силу улыбнулась ему Лариса и встала к раковине, чтобы вымыть посуду.

– Давай я, – сердито вызвался Антон и потеснил мать. – Отодвинься.

– Сама, – настояла Лариса и, стараясь стереть периодически всплывающее перед глазами изображение вздернутого желто-сизого подбородка чужого мужчины, подставила руки под воду.

– Замерзла? – участливо предположил Глебка, наблюдая за тем, как долго мать держит руки под струей воды, не касаясь посуды.

– А? – очнулась Лариса и растерянно посмотрела на заполнившуюся почти до краев раковину.

– Замерзла? – все с той же интонацией участия переспросил Глеб.

– Дурак, что ли?! Лето! – ответил вместо нее Антон и выключил воду. – Отойди, – попросил он ее, указав кивком на выдвинутую из-под стола табуретку, и проворчал себе под нос: – Вообще ничего не соображает…

В состоянии полной прострации Лариса долго сидела за столом на кухне, не отрывая глаз от стоявшего к ней спиной старшего сына.

– Куда ты смотришь? – заволновался Глебка, отметив тяжелый, недвижимый взгляд матери.

– Что? – безразлично отозвалась Лариса, не поворачивая головы. Куда бы ни был направлен ее взор, перед глазами вставало одно и то же: раскинутые ноги, бесстыдно обнажившие скукожившееся мужское достоинство, и этот впечатавшийся в память желто-сизый подбородок, задранный в потолок.

– Всё, – известил Антон, предварительно разложив вымытую посуду на красном кухонном полотенце. – Пусть стечет.

– Пусть, – важно согласился с ним Глебка и сообщил матери: – Чисто! Слышишь?

– Слышу, – эхом отозвалась Лариса и, взглянув на гору посуды, разложенной на красном полотенце, встрепенулась. Раковина, полная воды, бегущей по ее рукам, желто-сизый подбородок, ощущение холода – все пронеслось перед ней, вызвав приступ тошноты. – Этим больше нельзя пользоваться, – объявила она, вытащила наполовину пустое мусорные ведро и быстро скинула в него тарелки, чашки, столовые приборы, мирно сохнувшие на полотенце.

– Что ты делаешь?! – возмутился Антон и схватил мать за руку.

– Что надо, – отмахнулась от него Лариса, заглянула в ведро и, обнаружив там гору осколков, удовлетворенно убрала его на место. – Завтра новую купим.

Всю ночь проворочалась с боку на бок, проклиная себя за несдержанность: детей напугала, посуду перебила! «Легче стало?» «Не стало, – честно призналась Лариса. – Дальше что? Да что бы ни было! Одно опознание, другое, третье… Да хоть десятое! – мысленно рявкнула она и настроилась: – Сколько потребуется, столько и будет! Выбора все равно нет».

– Может быть, ты невнимательно смотришь? – пытала ее свекровь на следующее утро и смело давала советы, как вести себя на опознании.

– Пойдете со мной? – огрызнулась Лариса.

– Что ты, Ларочка! – Надежда Николаевна тут же пошла на попятную: – У меня же сердце не выдержит!

«А мое выдержит!» – решила Лариса и поклялась, что больше никогда не позволит себе так бурно реагировать на эту, в сущности, безобидную процедуру. И потом, она точно знала, уж лучше увидеть Славу мертвого, с таким же задранным к потолку желто-сизым подбородком, чем не увидеть вообще.

Второе опознание прошло для Ларисы фактически незаметно: покойник, представший перед нею, явно был ниже Славы. Об этом свидетельствовала его одежда, разложенная на соседнем столе.

– Это вещи не моего мужа.

– Такое тоже бывает, – заверил ее судмедэксперт и добродушно полюбопытствовал: – Смотрим?

– Не надо, – отказалась Лариса. – Это не он.

– Вы даже не посмотрели, – укоризненно напомнил ей следователь.

– Я и так вижу. – Она указала на выглядывавшую из-под простыни ногу покойника – чуть выше щиколотки синела татуировка. – У моего мужа ничего подобного не было.

– Ну и что? – упирался следователь. – За полтора месяца вполне могло появиться.

– Смотрите, – не выдержал судмедэксперт и откинул простыню с лица, показав визитерам голову, шею и плечи.

– Это не он, – снова повторила Лариса, мельком взглянув на одутловатое лимонно-желтое лицо мужчины, явно когда-то злоупотреблявшего алкоголем.

– Цирроз, – подтвердил ее подозрения эксперт и вернул простыню на место.

– Не везет нам что-то, – пожаловался ему следователь и показал своей спутнице на выход.

– Ищите да обрящете, – обнадежил их судмедэксперт и дружелюбно предупредил: – Не прощаюсь.

– К сожалению, – пробормотала Лариса и, как в прошлый раз, отправилась к поджидавшей ее за воротами машине. – Домой, – автоматически бросила она водителю и с наслаждением вытянула ноги.

– К кому? – шутливо уточнил таксист, не принимая во внимание, откуда вышла его клиентка.

– В смысле?

– У вас есть дом, у меня есть дом, – балагурил водитель. – Хотите, ко мне поедем? Мне лично такие женщины, как вы, очень нравятся.

– Это почему же? – Лариса с любопытством взглянула на таксиста – добродушное лицо, наверняка любимчик женщин, душа компании.

– Да потому же. – Водитель ловко вырулил на шоссе и встал перед стоп-линией. – Опытные, деловые, любого мужика за пояс заткнут. Не то что эти дуры-малолетки, за штанину схватятся и всю жизнь на ней висеть собираются.

– А вам самому-то сколько лет? – заинтересовалась Лариса, впервые столкнувшись с любителем зрелых женщин.

– Мне-то? – разулыбался таксист. – Уже тридцать восемь. А вам, если не секрет?