– Мальчики, вы не подскажете, как отсюда пройти к метро?

Один из «мальчиков» отвлекся, как раз тот, которого наметила Кочка, и она тут же воспользовалась моментом. Все произошло очень быстро. Собака пулей метнулась в сторону и во всю прыть понеслась по двору, взбивая лапами рыхлый снег, ей вслед полетели палки, которые подростки прятали за спинами, двое из них бросились в погоню, а женщина все кричала:

– Мальчики, ну что же вы делаете? Мальчики!

Игнат держался довольно долго. Похожие на близнецов-братьев два толстопузых гиганта сидели, развалясь на диванах, и курили сигары. Игнат терпеть не мог этого запаха и этого типа людей, бесконечно уверенных в себе, все обо всем знающих, авторитетных и в области тяжелой металлургии, и в том, кто из молоденьких актрис нынче в фаворитках у модного режиссера. Оба как попало сыпали пеплом вокруг себя и небрежно поглядывали по сторонам равнодушными поросячьими глазками. Несмотря на явное пренебрежение к миру вообще и к миру роскоши, цветущему в стенах этой шикарной гостиницы, они дважды придрались к официантке. Один – за недостаточно крепкий кофе, другой – за то, что девушка мало улыбалась, принимая заказ.

– У тебя что, умер кто-то? Нет? Так какого хрена ты с таким лицом ко мне подходишь? Сколько у вас кофе стоит? Триста рублей. Да ты понимаешь, что за такие деньги ты тут в голом виде должна меня обслуживать?

Пока он распекал, к слову сказать, прехорошенькую длинноногую девушку с коротко стриженными светлыми волосами, его компаньон делился впечатлениями о посещении Страны восходящего солнца.

– Слышь, пока туда летели, столько выпили – мне вообще по хер было, где сядем. Хонсю, Мытищи – с такого бодуна один ляд. Проспался на третий день, вышел на улицу – и чего? Ну, Япония. Ну, японцы, ну, дома здоровенные, чистенько, но не вставляет. Но вот эти японочки… я не могу! Ножки кривые, глазки косые, лица круглые и все время смеются. А юбки носят, мама дорогая! Все наружу! Не страна, а рай педофила! – чрезвычайно довольный собой, он откинул голову и заржал. – А суши, блин, без майонеза! Представляешь?!

Его юрист, тощенький человек в дорогом костюме, вздрогнул и страдальчески сморщился. Он явно в очередной раз проклинал себя за то, что когда-то продался этим дубинам и ушел из своей унылой, но честной адвокатской конторки в мир тупой силы и варварской роскоши. Желая несколько скрасить беседу, он прочистил горло и тихо произнес:

– Я в Японии никогда не был, но слышал, что это удивительная страна. Там до окончания Второй мировой император официально считался богом. А потом «бог» в радиоэфире публично заявил, что он самый обычный человек, и по стране, как цунами, прокатилась волна самоубийств. Простые граждане растерялись, их мир рухнул, бог умер, появился дрожащий человечек, и в довершении всего у них отобрали армию!

Толстяки напряженно засопели, их мозги были явно не в состоянии переварить столько сложных слов и выражений разом, а Игнат, выслушав несчастного, но богатого юриста, кивнул головой и отхлебнул остывший кофе.

– Я тоже в тех краях не бывал, – поддержал он разговор, – но знаю, что у японцев чрезвычайно развито чувство вины. Доходит до смешного. Например, химическая компания может на обычном кладбище устроить символическую могилу насекомым, уничтоженным их высокотоксичными препаратами, и написать что-нибудь типа «Покойтесь с миром, дорогие термиты!» А рядом какая-нибудь швейная фабрика выкупит за нехилые деньги кусок земли и «похоронит»… сломанные иголки. Вот мне интересно, если они так относятся к букашкам, на что они способны по отношению к обиженной жене, другу, сыну, коллеге? И откуда вести счет: кто должен делать себе харакири – автолюбитель, превысивший скорость и подвергший опасности жизни других автолюбителей, или полицейский, который вынужден его задержать и выписать штраф? Жена, полюбившая другого, или муж, не удержавший свою жену?

После такого выступления за столом стало совсем нехорошо. Колобки молчали, они ничего не понимали, были уверены, что над ними издеваются, несмотря на все их несметные богатства и машины с наикрутейшими номерами и мигалками. Наконец, один из них не выдержал.

– Мне тут анекдот в тему рассказали, – он пыхнул сигарой в сторону Игната. – Приходит, значит, к отцу сынуля и спрашивает: «Батя, а че такое виртуально?» Тот подумал-подумал, репу почесал и говорит: «А ты сходи к матери своей и старшему братану и спроси их, отдадутся они за две тыщи евро?» Тот сходил, спросил. Те, типа, ответили однозначно утвердительно. Сынуля к отцу, так и так, согласны родственники, и че дальше, в чем соль-то? А тот ему и говорит: «Ну, вот, понимаешь, пацан, мы с тобой, типа, виртуально поимели четыре тыщи, а на деле получается, что твоя мать – проститутка, а брательник – пидор!» Ха-ха-ха! Пидор! Представяешь!

Толстяки дружно заржали и затрясли пузами. Ухмыльнулись и телохранители, юрист дипломатично захихикал, уткнув нос в бумаги, а Игнат почему-то покраснел, на его лбу проступил пот, он побелевшими пальцами вцепился в подлокотники, подался вперед и внезапно… его вырвало прямо в пах одного из «партнеров».

На всем этаже гостиницы стало так тихо, что Игнат услышал, как мурлыкнуло в животе одного из остолбеневших посетителей. Официанты побелели, управляющая на глазах теряла сознание, у телохранителей отщелкивал стартовый механизм перед рывком, толстяки тупо таращились на блевотную массу, залившую дорогую ткань брюк. Общее напряжение достигло такого градуса, что, казалось, еще мгновение, и весь этаж сорвет мощным направленным взрывом, как вдруг мелодично звякнул лифт, зеркальные двери раскрылись, и в зал вышел мужчина.

– Нет, не надо меня уговаривать. Я сказал, буду поздно, не надо меня ждать! – произнес он в телефон и сам удивился тому, как громко и зло прозвучал его голос под высокими стеклянными потолками.

Его появление словно расколдовало собравшихся. Все разом сорвались с мест, заметались, заголосили, забегали, облеванный толстяк отшвырнул в сторону сигару и взревел, телохранители схватили Игната, и тот закрыл глаза…

Он вдруг увидел себя парящим то ли в воде, то ли в воздухе. Свободным, легким, молодым. Ничто не беспокоило его, ничто не тяготило. Ощущение невесомости охватило душу и тело, он все мог, он был всесилен, он еще не был богом, но уже перерос просто человека… «Может я умер?..» – пронеслось у него в голове, и Игнат очнулся.

Пока он летал, блевотину уже стерли, колобков вывели, разбитую посуду убрали, управляющую привели в чувство, его самого, избитого, положили на диван. Он так и не открыл глаз и в кроваво-красной темноте слушал, как два голоса в отдалении поносили отборным матом его самого, и его компанию, и перспективы взаимного сотрудничества, и эту гребаную гостиницу, и официантку, и страну, и жизнь. И вдруг совсем близко над ухом Игнат услышал шепот, преисполненный благодарности: «Вы не представляете, сколько лет я мечтал это сделать!» Игнат приоткрыл уже слегка заплывший глаз. Юрист, как ни в чем не бывало, удалялся прочь, всем своим видом демонстрируя презрение и возмущение.

– Рад за вас, – прошептал Игнат и закрыл глаза.