— Этого-то я больше всего и боялся. Ваши мнения разделились. Ирландец убил сакса — епископа Римской церкви. Саксонский судья полагает, что вина доказана, ирландский — что нет. Не признак ли это скорой войны между Ирландией и саксонскими королевствами?

Фидельма замотала головой.

— Это не так, Геласий. Мы с Эадульфом согласны в том, что наше разбирательство еще далеко не закончено. Много над чем еще следует подумать. Но то, что мы не пришли к заключению сегодня, не означает, что мы не придем к нему завтра.

— Но ведь вы уже допросили всех, за исключением виновного…

Эадульф сухо кашлянул.

— Мне кажется, что покуда следует называть Ронана Рагаллаха только подозреваемым, а не…

Марин раздраженно присвистнул.

— Слова! Сейчас не время для игры слов. Я знаю, что вы хотите сказать. Но вы уже допросили всех и должны были прийти к какому-то заключению.

Лицо Фидельмы приняло жесткое выражение. Она не любила, когда от нее пытались добиться преждевременных выводов.

Заметив напряжение в ее лице, Геласий примирительно поднял руку:

— Вы хотите сказать, сестра, что вам просто требуется больше времени? Это так?

— Именно, — твердо ответила Фидельма.

— Вы его получите, — согласился Геласий. — Прежде всего необходимо, чтобы дело было расследовано правильно — так, чтобы виновным был признан тот, кто действительно виноват.

— Это хорошо, — одобрила Фидельма, — и ни на что иное я бы не согласилась. Прежде всего нам нужно узнать правду, а не просто найти козла отпущения.

Геласий с достоинством поднялся.

— Не забывайте, — медленно сказал он, — это дело очень важно для Его Святейшества. Посланник саксонских королевств уже ждет от него решения о том, что именно следует доложить о смерти Кентерберийского архиепископа-дезигната.

Фидельма подняла бровь.

— Вы имеете в виду Путтока?

— Настоятеля Путтока, — мягко поправил Геласий. И добавил: — Ввиду того, что настоятель является непосредственным представителем Освиу Нортумбрийского, который оказался властителем над всеми саксонскими землями, получается, что ответ на ваш вопрос утвердительный.

— И, несомненно, у настоятеля Путтока есть причины требовать скорейшего решения, — язвительно улыбнулась Фидельма. — Возможно, он даже предлагал свою персону на пост архиепископа?

Геласий посмотрел на нее, затем устало улыбнулся.

— Да, сестра, видно, вы успели поговорить с настоятелем. И он, надо полагать, высказал предположение, что он как никто другой подходит на роль архиепископа. Однако у Его Святейшества другое мнение. По правде говоря, дух тщеславия, веющий от Путтока, не украшает его. Именно он два дня назад даже подвергал сомнению кандидатуру Вигхарда, на том основании, что тот когда-то был женат и имел детей.

Эадульф удивленно переглянулся с Фидельмой.

— Путток хотел, чтобы Вигхарду отказали в посвящении в сан, только потому, что у него когда-то была семья и дети? — пораженно спросил он.

— Он не говорил всех этих слов, но изящно намекнул. Как вы знаете, никто из духовенства начиная с настоятеля и выше не может быть женатым. Но на самом деле Рим не одобряет плотских отношений среди членов Церкви и ниже настоятеля, хотя им это не запрещено. В любом случае, вы можете быть уверены, эта тема тщательно обсуждалась и была окончательно закрыта, когда выяснилось, что вся семья Вигхарда погибла много лет назад. Однако сами подобные речи Путтока поставили под сомнение его пригодность на место архиепископа.

— Значит, есть другой кандидат? — уточнила Фидельма.

— Его Святейшество думает над этим.

Эадульф удивился.

— Я думал, что сейчас здесь очень мало саксов, которые подходили бы на этот пост?

— Так и есть, — согласился Геласий. — Его Святейшество склоняется к тому, что нынешние времена не способствуют тому, чтобы церковное главенство в земле саксов было доверено саксу.

— Но саксам это может не понравиться, — вырвалось у изумленного Эадульфа.

Геласий повернулся к нему, хмурясь.

— Смирение — первая заповедь веры. — В его голосе слышалась угроза. — Саксы должны смириться перед решением Рима. В этот час и в этих стенах я не могу сказать ничего более, но можете быть уверены, что кандидатура настоятеля Путтока на сей пост не рассматривается. Однако это должно пока что оставаться в тайне.

— Конечно, — дипломатично согласился Эадульф. — Я всего лишь думал вслух. — Он помолчал и добавил: — Интересно, знает ли об этом решении сам настоятель Путток?

— Я уже сказал, что это пока останется между нами. Путток узнает, когда придет время.

Фидельма бросила на Эадульфа предостерегающий взгляд, когда тот открыл рот, чтобы продолжить свою мысль. Сакс тут же осекся.

— Главное в настоящий момент — разрешить дело об убийстве Вигхарда, — продолжал Геласий. — И мы рассчитываем на вас… обоих, — произнес отчетливо и со значением, и затем, не говоря более ни слова, повернулся и вышел.

Угрюмый Марин вышел следом.

— Почему ты хотела, чтобы я молчал про Путтока? — спросил Эадульф, когда они ушли. — Я просто думал узнать, претендует ли он по-прежнему на посох архиепископа.

— Нам следует держать наши рассуждения при себе. Если Путток настолько тщеславен…

— А люди убивали и из меньшего тщеславия, — перебил Эадульф, заканчивая ее мысль.

— В таком случае, мы должны предоставить ему веревку, которой он сможет сам себя удавить. Нельзя давать ему знать о наших подозрениях.

Эадульф пожал плечами.

— Только имей в виду, что я не подозреваю никого, кроме Ронана Рагаллаха, тем более после подтверждения, которое дала Эафа. У нас есть свидетельство, что Ронан бродил вокруг гостевых палат в ночь перед убийством, потом, что он расспрашивал о Вигхарде и его свите утром в день убийства, и, наконец, его задержали, когда он бежал из гостевых палат дома сразу после того, как Вигхард был убит. Неужели этих доказательств недостаточно?

— Нет, — твердо ответила Фидельма. — Мне нужно что-то большее, чем отрывочные свидетельства…

На последних словах она неожиданно невольно зевнула. Усталость от долгого дня, переполненного событиями, наконец настигла ее. Она лениво покосилась на блюдо с едой, что принес Лициний. Несмотря на полуденную сиесту, она была совершенно обессилена, у нее не было сил даже смотреть на еду.

— Теперь моя ближайшая цель — сон, Эадульф, — сказала она, сдерживая зевоту. — Встретимся здесь же завтра до полудня и обсудим все, что знаем на данный момент.

— Мне проводить тебя до постоялого двора?

Она улыбнулась и хотела было кивнуть, как вдруг юный стражник Фурий Лициний выступил вперед: