Допустим, что через десяток лет мы окажемся обладателями, например, сотни атомных подлодок. Даже сотни! Ну и что это нам даст, гарантирует ли это нам победу на море? Ни в коем случае. Во-первых, можно быть уверенным — у русских таких лодок, повторяю, обязательно будет больше. И затем другое обстоятельство, о котором наши вояки предпочитают не думать… Каррайт тут повторял чужие слова, слова, которые он вычитал в наших военных бюллетенях и не раз слышал от своего командования. И это очень опасно. Это заблуждение, которое однажды может привести к тому, что пока капитан Каррайт или ему подобный командир лодки будет прятаться на позиции под покровом пакового льда, он может лишиться родины. Понимаете, Грин?

Откуда наши подлодки с ракетами смогли бы подобраться к границам Советского Союза? Взгляните на карту. В Балтийское море с запада и в Черное море с юга русские их не пропустят, в этом можно не сомневаться. С востока? Сложно и весьма невыигрышно швыряться ядерными бомбами, нет подходящих объектов. Стало быть, с севера, отсюда подо льдами есть шанс на какую-то дистанцию приблизиться к берегам Советского Союза. Но опять же — по каким «жизненным центрам» Советов открыл бы огонь капитан Каррайт? Да и то при условии, что советские противолодочные корабли еще раньше не засекли его и в соответствующий момент не уничтожили, не позволив ему сделать ни единого выстрела. Но допустим — ему временно повезло. Бесспорно — он причинил бы на советской территории разрушения, убил бы там сколько-то людей. Но какое все это имело бы значение в развязанной нами же войне для нашей победы? Никакого.

От Берингова пролива на востоке до границы с Норвегией на западе — льды и тундра. До действительно жизненных центров русских слишком далеко. Как бы ни были сильны ракетные удары наших подводных лодок, они ничего не решат и лишь дадут русским лишний повод для нанесения ответного удара по нашей территории, по Штатам. Я ничуть не сомневаюсь, что в таком случае удар был бы комбинированным, у русских же давно есть межконтинентальные баллистические ракеты! Но не будем отвлекаться от аспектов именно морской войны. Послушать наших адмиралов, можно подумать, что мы в самом выгодном стратегическом положении, хотя на самом деле обстоит как раз наоборот.

У Советов нет, к их счастью, обременительного большого надводного флота, они с самого начала понимали, что если им в будущем придется воевать на море, то рассчитывать можно лишь на подводный флот. Все внимание они отдали подводному флоту. И если нанесение нашими подводными лодками сокрушительных ударов по жизненным центрам Советов с севера является чистейшей фантазией, то об ответных операциях советских подводных лодок этого сказать никак нельзя. И это должно быть понятно каждому, кто хоть немного знаком с физической и экономической географией. В данном случае география явно не на нашей стороне. Каррайт мечтает о превращении Арктики в театр военных действий… Да, так и получится, но произойдет это, мне кажется, совсем иначе, чем думает Каррайт. В арктическом бассейне военные действия приведут прежде всего к тому, что удар обрушится на наши военные базы и станции раннего радиолокационного оповещения, мы очень быстро лишимся здесь ушей и глаз. Как, посредством какого оружия русским удастся добиться этого, об этом гадать нет смысла.

Прайс устал. Он немного помолчал, закрыв глаза.

— Теперь взгляните, Грин, на наше тихоокеанское побережье, взгляните именно в аспекте морской войны, вероятного ответного действия подводного флота Советов. Тут нет нужды разыскивать наши жизненные центры, они расположены на самом берегу океана от Сиэтла на севере до мексиканской границы на юге. Сан-Франциско, Лос Анжелес, Монтерей… Тихоокеанское побережье — это наши авиационные заводы, это предприятия фирмы «Локхид», той самой, которая выпустила высотный самолет «У-2»… Тихоокеанское побережье Штатов — это нефть Калифорнии, это ракетные и атомные полигоны за Скалистыми горами, стартовые площадки в туннелях и каньонах Скалистых гор. Наконец, это — базы и порты, линии наших коммуникаций с Востоком, с Гавайями, с Седьмым флотом. Что мы сможем противопоставить советским подводным лодкам с ядерным оружием, чтобы защитить свое тихоокеанское побережье? Ровным счетом ничего. Ведь радиус действия ракет составляет от двух с половиной до четырех тысяч километров, а для стрельбы ракетами с атомными и водородными боеголовками по объектам на нашей территории подводным лодкам нет даже необходимости всплывать, они будут без помех расстреливать нас из-под воды. И если наш флот в открытом море мы можем как-то рассредоточить, то строения на берегу, порты, базы, города — рассредоточить невозможно, все поглотит огонь, на все обрушится взрывная волна и гибельная для всего живого радиация. Для того чтобы представить себе весь ужас, который воцарится на побережье, следует вспомнить, Грин, что взрыв ядерного заряда одной ракеты типа нашей «Поларис» в пять раз превосходит силу взрыва атомных бомб, сброшенных нами на Хиросиму и Нагасаки.

Посмотрите на наше атлантическое побережье… Вдоль него сплошной город, там три четверти нашей промышленности… автомобильные заводы, атомные заводы в Теннесси, полигоны во Флориде, там такие наши поистине жизненные центры, как Вашингтон и Нью-Йорк. А наш юг? Кто может утверждать, что мы сможем запереть от подводных лодок противника Карибское море и Мексиканский залив? Крупнейшие наши города на Миссисипи, нефть Техаса, наши военные центры и форты будут подвергнуты ядерной бомбардировке ракетами с атомных подводных лодок, невидимостью и бесшумностью которых восхищался тут капитан Каррайт. Он и подобные ему наивные люди странным образом забывают о том, что со стороны морских побережий Соединенные Штаты уязвимы во много раз более, чем Советский Союз.

— Вы упомянули о космолетах… — заметил Грин.

— Одним из средств ведения будущей большой войны явятся управляемые находящимися внутри них людьми аппараты, способные совершать полеты на высоте нескольких сот километров над Землей, — сказал Прайс. — Но это сложный вопрос, и в каком направлении и как именно он решится — пока предвидеть трудно. Одно я знаю твердо: если мы с вами не помешаем русским, то такие аппараты, которые в отличие от самолетов я называю космолетами, — у Советов появятся очень скоро. Вы для того и посылаетесь в Советский Союз.

— Я все понял, мистер Прайс, — Грин постарался вложить в слова как можно больше искренности и твердости.

Прайс продолжал:

— Я был вынужден сказать вам слишком много, но вы хорошо знаете, какую ответственность это обстоятельство накладывает на вас.

Это была неприкрытая угроза, но Грин отлично понимал: о главном, основном Прайс предпочел говорить ему мало, а вот сейчас — не сказал ни слова: какое собственно ему-то лично дело до войны в космосе в неопределенном будущем и какое же это имеет отношение к операции «Шедоу»?

— Я не ожидал встречи с вами здесь, сэр, — пробормотал он.

— Ваша амфибия в самый неподходящий момент отказала, и в заливе Бристоль погрузить ее на подлодку не представилось возможным. Пришлось подготовить другой экземпляр и повозиться с его доставкой сюда. Не надеясь больше на других, я решил сам проследить… Заодно хочу вручить вам вот этот документ… Мистер Харвуд наконец-то сообщил мне дополнительные данные о некоторых советских ученых… — Прайс вынул из бокового кармана бумажку и протянул ее разведчику. — Знакомые вам имена. Главное внимание инженеру Ландышеву… Мы должны любыми средствами помешать русским, — пояснил Прайс.