отступил назад, стуча мощной лапой с огромными когтями по груди, словно кмет, присягающий на верность.

Но и это нисколько не озадачило Милонега. Он бросился на противника, целясь в сердце зверя. И на полшага до закономерного решения, добыча снова ускользнула, просто растаяв в воздухе, как исчезает в тумане бестелесное видение.

– Что это? – очнулся князь. – Призрак?

– Не похоже …, – ответил седой, как лунь охотник, отирая, выступивший на лбу пот. – Сколь ни охотился в этих лесах, а такого не видел. Призраки они, как тени. Ткнёшь рукой – они и растают. А этот по земле твёрдо ступал. Вона, какие следы оставил. Здесь колдовство, никак не иначе!

Люди очнулись, загомонили, обсуждая произошедшее.

– Надо ведьмака пригласить, – выступил вперёд Третьяк. – Уж он-то с этим разберётся.

Только князь Милонег стоял, как примороженный, оперевшись на своё оружие, как на посох. Теперь, когда горячка от преследования и предполагаемой борьбы со зверем спала, он немного опамятовался. И всё стояла перед его глазами огромная медвежья лапа, бьющая себя в грудь. И вставал перед мысленным взором другой образ, и становилось от этого видения жутко, и отчего-то впивалась в сердце острой иглой ноющая боль. И чувствовал он себя предателем.

– Эй, княже! – Теребил его за плечо Жирослав.

– А? – Оглянулся он, будто просыпаясь. – Задумался…

– Непривычно тебя таким видеть! – Хохотнул племянник. – Думал, взбесишься, как обычно, а ты задумался? И о чём же, позволь тебя спросить? О чём может так глубоко мыслить охотник, когда из-под носа ушла славная добыча?

Если и старался, хитро сощурив зенки, уязвить своего сродника Жирослав, то его язвивость прошла мимо ушей. Дядька, который его воспитывал по воле родителей, неожиданно напомнил о давнем таким образом, что и у племянника отпало желание ёрничать.

– Помнишь, моего побратима Аркуду?

– Как могу забыть? – помрачнел Жирослав. – Часто мыслю, как бы жизнь сложилась, если бы ни его наставления…

– Значит, и не забыл наш особый жест…

– А, так ты про медведя? – Хмыкнул, тот, оскалясь. – Брось! Он, явно, зачарованный. Иначе бы, не пропал. Кто-то ловко нам головы морочил.

– И то, правда, – отмер князь. Встряхнулся, опамятовался. – Надо бы лешему подношение оставить.

– Ты лучше глянь, что здесь нашлось! А то, ведь, только добычу и зрел…

Теперь и Милонег рассматривал чудной пень с колдовской выставкой. И вовремя обратил свой взор, ибо молодой гридь, крутившийся возле находки, решился на то, от чего всех удерживал старый охотник. Он изловчился и, раскачав жало, выхватил нож, который только свиду выглядел ржавым, но оказавшись в руках человека, внезапно засиял чистой ковкой, удивляя новой резной костяной рукоятью. От неожиданности, отрок едва не выронил поживу.

– Дай сюда! – потребовал Милонег, выхватывая из его пальцев нож. – Ничего здесь не трогать! – Распорядился резко и как-то зло.

Он крутил в руках оружие и проявлялось в его лице нечто такое хищное, что заставляло людей безропотно подчиняться. И то, чего другие не знали, ему-то как раз, было доподлинно известно. Эти ножи ему так же, слишком хорошо были знакомы. Такого орнамента нигде было не сыскать, потому как рисовали его они с побратимом сами. И уже после мастер вырезал, а кузнец ковал особую невиданную доселе форму. Оттого и лезвие было, как ивовый лист. Не для гонору или для забавы делали, а для ритуала колдовского.

В такие чудные совпадения князь не верил. И странный медведь, и его необъяснимый жест, не свойственный животному. Когда-то давно они с Аркудой договорились, что будь он человеком, оборотись ли зверем, именно так будет просить о помощи, если словами не скажешь.

Милонег ещё раз посмотрел на пень, пересчитал ножи. И по всему выходило так, что одного ножа не хватало. Он наклонился, посмотрел на спил. На древесине обнаружился легко глубокий прокол из которого вынули только что лезвие, и едва заметный забитый сором след от другого ножа. Но сколько бы князь не всматривался в землю, сколько бы не искал, только другого ножа не находилось.

Сунул нож за голенище высокого сапога и развернулся к сопровождению.

– Уходим, – бросил сухо и почти гневно. – Сюда никому не сметь ходить. Если что пропадёт…

И далее разъяснять ничего было не нужно. Все потянулись к выходу. Только сам князь задержался.

– У тебя Жир, я знаю, есть привычка таскать с собой сласти. Дай, – протянул ладонь.

– Ну-у, – протянул племянник, но полез в поясную сумку за сладкими лепёшками, – только три осталось…

Жирослав находил недостойным взрослого мужчины свою любовь к медовым лакомствам, но отказать себе в этой привычке не мог. Просто скрывал эту слабость, притворяясь, будто носит с собой сласти исключительно ради женщин.

Дядька хмуро взглянул на родственника и, забрав с ладони крохотные, чуть более лесного ореха, лакомства выложил их треугольником на пне. Уже на выходе обернулся:

– Я обязательно вернусь, – сказал в пространство.

***

Всю дорогу до крепости князь Милонег был хмур и неразговорчив. Кметы и охотники понимали это по-своему – расстроился, что добыча ушла. Поэтому никто его не беспокоил. Кто-то из охотников, ехавших позади, травил свои байки. Но это мало поднимало настроение всему обществу.

Князь же на самом деле мысленно вернулся двадцать лет назад. В предзимье так же, как и ныне, в последний раз виделись, а после пропал побратим.

Любил Аркуда подшутить и над самим Милонегом, и над его воспитанником Жирославом, тогда ещё десятилеткой. Из Конклава он вернулся в особенном настроении. На вопросы – отчего так весел, только ухмылялся и загадочно отделывался одним словом: «Увидишь!»

Всё разрешилось на охоте, когда совершенно неожиданно к их костру, разведённому на поляне, вышел медведь. Косолапя, он шёл на задних лапах, совсем по-людски сложив передние на груди.

Братия сначала потянулась за оружием, хватая всё, что попало под руку. Но косолапый и не думал нападать. Вместо этого, внезапно поклонился и стал выписывать такие кренделя лапами, каких в ярмарочный день не увидишь. Чуть ли вприсядку не ходил.

Кое-кто даже выдал, а не от скоморохов ли мишка сбежал? А седовласый Следок махал на них руками, убедительно заявляя, что «сей зверь, есть посланец самого Велеса!»

Накувыркавшись вволю, закочевряжившись, медведь взял и присел к костру. Просительно по-человечьи протянул лапы к повару за миской. Угостили, конечно, гостя нежданного. А тот покланялся, покланялся и сбежал.

Через время и Аркуда объявился, посмеиваясь, выслушал рассказ о чудесном явлении «хозяина леса». Спросил:

– Значит, хорош, я был? – и, хитро, ощерился.

Да, любил побратим пошутить. Только не всем тайну своего превращения раскрывал.

– Могу довериться самым близким, – и повёл княжича в глухое место в лесу.

И был там