Эта мысль без конца повторялась у меня в мозгу. А о том, что грейстоунцы могли хладнокровно перестрелять Хейдена, Кита и Дакса… как-то не думалось. О том, что лекарства могли и не спасти отца… тоже как-то не думалось. Хейден – не злодей. Должно быть, услышанное в разговоре грейстоунцев терзало его самого. Моя эгоистичная натура взяла верх и торжествующе сияла, а в мозгу колоколом звенела отвратительная мысль: Хейден – косвенный пособник смерти моего отца.

– Грейс, поверь, мне очень больно, что так вышло, – повторил он.

Меня окружала мешанина темных пятен. Я старалась сосредоточить взгляд. Хейден стоял в десяти футах от меня. Судя по застывшей позе, он снова вел душевную борьбу. Я зажмурилась. Вся решимость превратилась в прах. Из горла вырвались сдавленные рыдания.

Видя меня сломленной, уступившей напору горя, Хейден забыл про самообладание. Он бросился ко мне. Сильные руки обхватили мои плечи, прижали к груди. Но я не ответила на объятие. Он отчаянно цеплялся за меня, изо всех сил пытаясь утешить, но мои руки оставались скрещенными на груди, не давая мне растаять, как прежде.

Мой неиссякаемый источник душевного равновесия, моя крепкая скала, моя страстная, захватывающая любовь… вдруг он стал тем, в чьей любви и утешении я не нуждалась. Он уже не мог вернуть меня к прежнему. Правильнее сказать, я этому противилась, оставаясь жесткой и невосприимчивой. Я сжималась под напором внутренней борьбы, проливала слезы, которые его объятия не помогали мне унять. Хейден словно не видел всего этого, продолжая меня обнимать. Его признание так основательно разбило мне сердце, что, казалось, ему никогда не исцелиться.

Не знаю, сколько времени мы так простояли. Хейден обнимал меня за плечи. Я, как баррикадой, загораживалась от него скрещенными руками и рыдала. Ни о каком ответном объятии не было и речи, но он не убирал рук. Он что-то шептал мне на ухо. Я не слышала ни слова из-за гула в голове.

Отчасти Барроу был прав. На Хейдене лежала доля вины за смерть моего отца, и сознание этого меня убивало.

– Я очень, очень сожалею.

Я ему верила, но его сожаления ничего не значили. Пусть он потрясен случившимся, ситуацию не переиграешь.

Пальцы сжались в кулаки. Я с удивлением это обнаружила, когда кулаки жестко уперлись Хейдену в грудь. Он и теперь не разжал объятий, не обращая внимания на мои удары. Поначалу они были вялыми, но постепенно набирали силу и делались злее. Глухой стук кулаков, барабанящих по мускулистой груди Хейдена, становился все громче.

– Отпусти меня, – сдавленным голосом потребовала я, продолжая вырываться из его объятий.

Я вспоминала нашу стычку после возвращения Хейдена из той вылазки. Я и тогда распадалась по кускам, но была вполне готова к тому, что он успеет меня подхватить. Сейчас мною владела потребность убраться прочь из хижины и от него.

– Нет, Грейс, – тихо, но твердо возразил Хейден.

Я надавила снова, стараясь удержать слезы, уже устав от плача. Горло пылало. Руки толкали Хейдена в грудь со всей силой, какая у меня была. Наконец я все-таки вырвалась и попятилась на несколько футов. Я смотрела на него, судорожно ловя воздух ртом. На лице Хейдена не было ни следа гнева или презрения. Только забота, грусть и, конечно же, чувство вины. Он мрачно наблюдал за мной.

Я тупо смотрела на него, словно все эмоции вдруг выпали и рассыпались по полу. Сердце очутилось там еще раньше. Пристальный, невероятно встревоженный взгляд Хейдена не отзывался во мне ничем. Наоборот, меня охватило странное спокойствие, и такая же странная пустота спешно заполняла зияющую дыру в груди, где совсем недавно билось сердце.

– Грейс, мне тяжело, что так получилось, – тихим, едва слышным шепотом произнес Хейден. – Поверь, мне очень тяжело.

Во мне ничего не отозвалось. Я продолжала смотреть на него.

– Я знаю, что тебе тяжело и что ты сожалеешь.

– Я не хотел этого делать, – чуть помолчав, продолжал он.

– Да, ты не хотел.

Он сделал осторожный шаг, будто опасался меня спугнуть. Убедившись, что я не двигаюсь с места, он приблизился еще на несколько шагов, пока не оказался напротив. Мои глаза были где-то на уровне его груди, и ему пришлось наклонить голову. Мы смотрели друг на друга (в иное время я бы залюбовалась его зелеными глазами). Хейден не протягивал рук и больше не пытался меня обнимать.

– Эх, хотел бы я, чтобы все было не так, – прошептал он. – Но это так.

Я молчала. Мною по-прежнему владело странное спокойствие. Глаза Хейдена умоляли о прощении. Мне и самой отчаянно хотелось его простить. Я слышала, как колотится его сердце, ощущала жар его разгоряченного тела, понимала, как он жаждал, чтобы я сделала хоть шаг к примирению. Но этого я не могла, невзирая на желание его простить.

– Грейс, я так сильно тебя люблю.

Внутри у меня вспыхнула крохотная искорка, но холод тут же погасил ее, навалившись со всех сторон.

– Я знаю, что тебе больно, что ты сожалеешь и не хотел такого развития событий.

Я прикрыла глаза, а когда открыла снова, лицо Хейдена оказалось еще ближе.

– И ты знаешь, что я тебя люблю, но…

Мое «но» раздавило затеплившуюся в нем надежду. Лицо Хейдена помрачнело. Я шагнула назад, отчего он ссутулился, натужно выдохнув.

– Но простить это я не могу, – призналась я. – Не исключено, что ты косвенно ускорил смерть моего отца. Такое тоже не забывается.

– Грейс…

Я отошла еще на шаг. Боль, давшая мне передышку, вдруг навалилась со всей силой. При виде сокрушенного лица Хейдена у меня сдавило сердце.

– Нет, Хейден, – дрожащим, срывающимся голосом ответила я на его молчаливый вопрос о прощении. – Не могу.

ХЕЙДЕН

«Нет, Хейден. Не могу».

«Не могу».

«Не могу».

«Нет, Хейден…»

«Не могу».

Я прирос к полу, а в голове продолжало звучать эхо слов Грейс. Я не знал, сколько минут или часов назад она ушла. Мозг утратил способность отмечать время. В нем застыла жуткая картина ее ухода. Раздавленная, полная жуткого недоверия ко мне, Грейс повернулась и ушла. Вместе с ее последними словами в ушах стоял скрип приоткрывшейся двери и глухой стук, когда дверь закрылась снаружи, подчеркнув реальность ее ухода.

Сколько раз мне еще придется смотреть, как она уходит от меня? Сколько таких пыток я смогу выдержать, прежде чем потеряю ее навсегда? У нас и раньше бывали стычки, мы и раньше бросали друг другу злые и обидные слова, но все это длилось совсем недолго. Единственной крупной проверкой наших отношений была моя насильственная отправка Грейс в ее родной лагерь, откуда потом она вернулась. Я считал испытание завершившимся. Однако сегодняшняя наша размолвка была непохожа на все предыдущие.