— Шли бы вы отсюда. — сказал встречающий и приложился к бутылке.

Опрокинутая голова не позволила ему увидеть удар древком косы между ног, но он наверняка это почувствовал. Сразу расстроился и лег на землю, заскулив. Сверху раздались крики и смех в равной пропорции. А я переступил через лежащего и заглянул в ворота. Там было три человека с оружием, смотрели они довольно грозно.

— Служивые, не поможете ворота открыть? У меня там тележка сзади. — спокойно спросил я.

— Ты чего тут забыл? — немного опешил один из охранников и оценивал мою одежду с порезами и кровью.

— В гости мля заехал. Двери говорю, открывайте! Кто у вас тут главный? Граф? — все замерли и переглянулись.

— Граф здесь уже лет пятьдесят не живет. — ответил другой стражник. — Этот город был захвачен и теперь тут живут свободные люди.

— Вот и замечательно, мы тоже свободные. Отворяйте ворота, пока я тут всех на мясо не порубил….

Короче, мы договорились. Ребята не стали ломать комедии, не стали нападать, отперли ворота и пропустили монаха. Рон здесь бесил, похоже, всех, но его пока не трогали. Я же немного посидел на лавке, собираясь с силами и слушал, как общается местная охрана с лучниками, что спустились со стены. Вроде все нормально. Ко мне подошел один из лучников. Стройный парень с очень приятным лицом маньяка.

— И откуда ты такой красивый пришел?

— Из Старограда. — спокойно ответил я. — И мой друг тоже.

— Твой друг монах святого ордена. — заметил очевидное лучник.

— Друзей не выбирают. — развел я руками. — К вам, кстати, ведьма не приезжала в ближайшие пару дней? Молодая девушка такая?

— Нет. Последнюю неделю никого не было. Так зачем вы сюда приехали? Мы не очень рады гостям, только тем, кто будет тут жить.

— Значит, поживем немного. Красиво у вас тут. — я обвел разруху вокруг глазами. — Меня Владиславом зовут, но можете звать меня Палачом. — немая пауза, даже охрана вокруг заткнулась. И только Рон подал голос.

— Я же вам сказал, палач это! — с обидой сказал он.

— Почему же вы уехали из города? — спросил наконец лучник.

— Небольшие разногласия с церковью. — уклончиво ответил я.

— Ага! Разногласия? Ты убил Пресветлую Патриаршу как свинью! — не выдержал Рон. Все вокруг сразу уставились на меня. Лучник же протянул мне руку.

— Леран Мисак, Лучник ворот. Прошу, вас задержаться и поведать нам столь приятные новости. У нас очень многие пострадали от рук Патриархов и Патриарш. Куда вас проводить? Ведьма у нас есть, но она тут давно живет.

— Спасибо Леран. — я поднялся со скамьи. — Кто у вас тут главный? Графа нет. Мэр? — лучник покачал головой. — Управляющий? Нет? Судья? — опять тот же жест. — А кто?

— Это город свободный, у нас есть несколько тех, кто мнит себя главным, но только в своем доме.

— Понятно. Тогда я судья, и я буду главным на улице. Где у вас есть свободный дом?….

Нас вели по улице без фанфар, но с определенным вниманием со стороны жителей. Что я успел увидеть в этом странном городе, так это сила каждого жителя. Даже редкие женщины выглядели крепкими и готовыми убивать за свои интересы. А когда со второго этажа борделя вывалился подпитый мужик под женские крики «Сначала научись, а потом залазь», я только утвердился в своем мнении. Лучник шел сбоку от меня и периодически говорил, что вокруг и кто там живет. Я увидел прекрасный двухэтажный каменный дом и остановился около него. К центру близко и от ворот не очень далеко.

— А тут кто живет? — я задрал голову на светлые окна.

— Семерка-головорез со своей шайкой. Тип не самый приятный, но живет сам и других не трогает. А что?

— Хочу этот дом. Что тут было раньше?

— А кто его упомнит? — развел руки лучник. — А если нужен его дом, ну договаривайся с ним сам. Город свободный. — я повернулся к нему. Анархия? Это хорошо. Этот бардак можно еще и возглавить.

— Все так легко? Меня не будут преследовать стражники? И монахи на костер не потащат?

— Я потащу. — буркнул сбоку Рон.

— Преследовать вряд ли, Семерка не всем тут нравиться, так что даже особо не осудят.

— Я тогда сейчас….

Я постучал косой в дверь и немного подождал. Мне открыл тип уголовной наружности и осмотрел меня. Он хотел что-то сказать, но сразу получил в грудь древком копья и завалился, уступая мне проход. Я вошел. После трех таких же неповоротливых типов, я вышел на второй этаж, где уже был тот самый Семерка. Полноватый мужик под пятьдесят лет, меч в руке, рожа неприятная.

В общем, я вышел из дома с головой этого Семерки и бросил ее у порога. Затем вытолкал косой всю его шайку. Те кстати, не сопротивлялись, а наоборот, обливали старого начальника грязью и просились ко мне в шайку. Ага, все всё поняли? Фиг-вам, моя шайка принимает самых крутых! Поэтому в ней только я. Город мне уже нравиться. Я вышел к Лерану и охранникам ворот, которых привело сюда любопытство.

— Кто может прибрать в доме? — спросил я и кинул серебряную монету лучнику. Тот ее поймал.

— Могу ребят позвать, что за три серебряных монеты вынесут хлам наружу.

— Зови. Рон, пристраивай свою лошадь и заходи, начнем убираться, там труп на втором этаже полы мне пачкает.

Уже глубокой ночью я выглянул из окна первого этажа на улицу и глубоко вздохнул. Жизнь в городе не прекратилась, на мою выходку никто не отреагировал. Ко мне уже успел прийти местный кузнец и пекарь, дабы познакомиться. Приходили три охранника и посидели со мной и попили дармового вина. Я пытался сварить борщ, но толи капусты было мало, то ли свекла подгнила — получилось не очень хорошо, хоть и съедобно.

Я принял решение — Это будет мой город. Вот какой он есть. Весь, и только мой! А потом жену найду и всех раком поставлю!

Шестьсот семьдесят четыре человека. Это не жертвы, нет. Это чистейший геноцид. Город ломался долго, сломить его стоило мне очень многого, даже если не считать восемь новых шрамов на теле и два уродливых на лице — подлый стрелок пробил мне обе щеки стрелой, мазила. Дороже всего мне вышли мои собственные нервы. Здешние люди не признавали громких слов и лозунгов, слишком много они их слышали. А вот сила — она осязаема. Почти три недели я терроризировал этот сраный город. Помогало одно — они были разобщены, а напуганные приходили ко мне, под теплое и сильное крыло. Коса исправно меня лечила, еще бы, столько жизней изменили как ее, так и меня, да и Борису один раз досталось. Теперь я был около двух метров роста и невероятно раздался в плечах, урод, в шрамах и огромным черным крестом на спине. Ворон уже мог гонять собак по улице, нагоняя на них страх и ужас — здоровый стал и злой. Единственная отдушина — брат Рон. Вот кто мог заставить меня расслабиться и улыбаться. Помню, сидел он с хрустальным стаканом и смаковал горячий глинтвейн, и говорил какая я безжалостная и подлая тварь. Сказал, что будет восстанавливать местную церковь и вести всех к свету. Ми-ло-та, потешил меня, успокоил.