Чуть в стороне от входа в здание стояла телега с надувными как у автомобиля колесами и двумя впряженными лошадьми, от копыт и до ресниц светло-рыжего цвета с завязанными в узел хвостами и черными шорами вокруг глаз, ограничивавшими кругозор, дабы животные не отвлекались от исполнения своих прямых обязанностей.

В зале было чисто и пусто. За одним из пяти столиков, расставленных вдоль стен, коротала время компания из трех человек. Юноша и пожилой подслеповатый мужчина в очках с толстыми выпуклыми линзами ожесточенно боролись за внимание пышной дамы с яркими от природы губами и щеками.

У юноши отсутствовала часть правой руки, и он активно жестикулировал ее остатком, изображая то железнодорожный семафор, то чайник, из которого выливался кипяток. Пожилой ухажер, будучи лишен преимуществ своего соперника, ибо обе руки были у него в наличии, стремился заполнить вакуум своим обаянием, непрерывно и нежно поглаживая мясистую руку, щедро предоставленную ее хозяйкой.

Надо признать, что дама оказалась весьма благодарным и слушателем, и зрителем одновременно. Она по достоинству отдавала должное усилиям обоих обожателей, свидетельством чему были громкий грудной смех и плавные в такт покачивания наиболее соблазнительными частями тела.

Увлеченные собой, они никак не отреагировали на появление гостей, которые сели за столик у противоположной стены. Хозяин, напротив, тут же подбежал к ним, чтобы принять заказ, затем на столе мгновенно появились тонко нарезанные колбаса, сыр и суррогатный кофе, почему-то в глиняных кружках.

— Прежде, чем мы окажемся на объекте, считаю необходимым сориентировать вас относительно ряда моментов, — Руге глянул в сторону однокашника, ибо авторитет, сложившийся в годы совместной учебы, не меркнет и не утрачивается со временем.

Шниттке сделал два глотка из кружки, откинулся на спинку стула и вытянул ноги:

— Будем тебе крайне благодарны.

— Концлагерь — это закрытое от посторонних глаз государство в государстве, в котором миллионы пленных не живут, а существуют, подчиняясь не закону, а лишь воле вооруженных людей, их охраняющих.

— Великолепно, — вмешался Шниттке. — Переходим от общего к частному. То есть что нас ждет сегодня?

— Согласно полученного в лагере распоряжения самых высоких инстанций вам разрешается следующее. Первое. Отобрать из числа заключенных кандидатов для нужд абвера, которые будут переданы вам в лагере под вашу ответственность. Второе. Администрация лагеря предоставляет вам возможность ознакомиться с учетными карточками заключенных. Отмеченные вами кандидаты будут представлены вам для собеседования. И, наконец, отобранные заключенные будут переданы представителю абвера полковнику Шниттке после подписания акта о передаче. После подписания акта вся ответственность за дальнейшее поведение переданного субъекта полностью возлагается на абвер.

— Где подписывать? — Шниттке театральным жестом неторопливо извлек из кармана ручку.

— Всему свое время. Учитывая высокий уровень подписавших указание, вас должен был бы хоть один раз принять комендант лагеря штурмбанфюрер Кох, но он сейчас находится на лечении. Узнав, что среди вас находится женщина, интерес к вам проявила супруга коменданта фрау Ильзе Кох. Но это пока лишь намерение, а сопровождать вас поручили мне.

— Чего нам вполне достаточно, — заключил Шниттке и поднялся из-за стола.

* * *

— Вот ваша обитель, — объявил Руге, когда машина въехала на территорию. Ею оказалась двухэтажная вилла, замыкавшая цепочку из девяти стандартный строений. В нижнем этаже располагались большая гостиная и кухня. Наверху — три равновеликих комнаты — спальни. Две из них выходили окнами на шоссе, идущее вдоль домов, одна — с видом на казармы и заводские корпуса по производству вооружений, «Густав-верке», «ДАВ».

Не менее полутора часов они распаковывали чемоданы и приводили себя в приличный вид.

Карин постучала в дверь и попросила Генриха спуститься в гостиную.

Шниттке, чисто выбритый и безупречно отглаженный, в начищенных сапогах задумчиво крутил ручку громадного радиоприемника, наполнявшего помещение то голосами людей, то рваными отрывками музыки, — иными словами, звуками, плохо сочетавшимися друг с другом.

С появлением коллег Шниттке выключил шумный ящик, жестом предложил собравшимся занять места за столом и опустился на стул сам.

— Поскольку сегодняшний день на исходе, — он кивнул в сторону окна, за которым действительно уже начинали сгущаться сумерки, — разработаем план на ближайшие дни нашего здесь пребывания. Итак, мы действуем двумя независимыми друг от друга группами. Одну возглавляет и одновременно составляете вы, Генрих, другую — фрау Карин и я. Задача единая: отобрать людей, годных для использования в нашей работе. Вы можете рассчитывать на двух человек, но я бы на вашем месте довольствовался одним.

Генрих недоуменно поднял брови.

— Дело в том, что для проверки, подготовки и прочего вам будет отведен минимум времени. А как известно, для двоих его потребуется вдвое больше. Да и отвечать за двоих вдвое труднее, чем за одного. Впрочем, я лишь рекомендую, а решать вам.

Он хотел что-то еще добавить, но в этот момент дверь с шумом распахнулась и в гостиную ввалилась шумная компания.

На пышной блондинке с высокой грудью и низко опущенным тазом был импровизированный костюм, отдаленно напоминающей костюм амазонки, где широкую юбку заменяли бесформенные брюки, а традиционно шляпку с вуалью — копна вытравленных добела перекисью волос. Не вызывавшими сомнений в своей подлинности и красоте оставались лишь широко расставленные зеленые глаза, которые, без сомнений, могли бы украсить любое женское лицо.

— Ильзе Кох, супруга коменданта, — свободно и легко представилась она, не сомневаясь в том впечатлении, которое произведет на гостей ее внезапное появление.

— Шниттке, мои коллеги — фрау Карин и майор Груббе.

— Карин? Было время, мы все хотели подражать покойной жене маршала Геринга. Рада буду новой знакомой с любимым именем.

— Имя дают родители, не задумываясь над тем, насколько трудно будет соответствовать ему их детям.

— Ничего, — беспечно взмахнула ручкой Ильзе, — вы можете полностью положиться на нас. Правда, Гизела?

Сопровождавшая ее молодая женщина с блеклым лицом, плоской фигурой, напоминавшей гладильную доску, приведенную из горизонтального в вертикальное положение, вяло кивнула.

— Гизела — единственная дочь и наследница одного из крупнейших немецких промышленников и супруга нашего доктора. — Ильзе решила несколько расширить представление гостей о круге своих знакомств, а тем самым и о себе.

Исчерпав тему, она неожиданно умолкла, внимательно поглядев сначала на Генриха, затем на Шниттке.

— Боже, Гизела! Здесь такие роскошные мужчины, а мы тратим время на пустую болтовню!

— Почему же пустую? Делать комплименты мужчинам — вовсе не зря потраченное время, особенно, если они оказались в вашем подчинении. — Шниттке привык относиться к женщинам с иронией, независимо от положения их мужей, и ни разу в жизни об этом не пожалел.