Сейчас меня мало кто поймет, почему я не торопился прослушать сообщение. Любой бы другой сделал это, горя нетерпением, мгновенно, но я не спешил, прислушивался к ощущениям. Уже через несколько мгновений понял, что сообщение пришло не от кого-то другого, а именно от моей любимой подруги и она совершенно точно мертва — в этом я не ошибся.

Наконец я нажал вторую пластину, наполняя комнату голосом Айлин — его я не перепутаю ни с каким другим и не забуду никогда:

«Саш… Пожалуйста, не пугайся. Да, я умерла, но ты не бойся. Ты же лучше меня, знаешь, что это не страшно. Мне Артемида все рассказала. Первые минуты мне хотелось плакать, кричать, но постепенно я начала принимать неизбежность случившегося. Саш, я сейчас я приду к тебе. Еще раз прошу, ты только не пугайся».

Я закрыл глаза, стараясь почувствовать ее приближение, но Айлин пока не было. Вместо этого воображение настойчиво рисовало мою подругу в образе ангела. Том самом образе, который я видел в роковом сне: в белой одежде и с белыми крыльями, забрызганными кровью. Я отчетливо помнил, что пятна крови на белом казались еще более яркими и жуткими, чем они есть на самом деле. В какой-то миг показалось, что именно такой — белой, забрызганной кровью — она сейчас влетит в окно, и я глаза открыл. Увидел, как ветер качнул штору перед распахнутой створкой окна. Потом сам себя укорил за глупость такого видения. Ведь я — Астерий, и должен понимать, что в этом мире она не может стать ангелом. Не может, даже при том, что ее душа чиста и она вполне способна занять место в небесном сонме. На этой планете, носящей то же название — Земля и в небесах над ней, нет ангелов. Здесь взял главенство Сварог, за ним Перун и олимпийские боги. Да, есть множество других богов, но свита ни одного из них не предусматривает ангелов. А мысль, что Айлин могла бы стать ангелом, отчего-то очень беспокоила меня с самого начала и, скорее всего, я находил в ней больше приятного, чем печального.

Услышав шаги в коридоре, я встал и поспешил запереть двери, чтобы исключить неожиданное появление мамы. Когда я щелкнул замком и повернулся, Айлин уже была в моей комнате. Она стояла у окна, нерешительная, настороженная. Занавес за ней слегка покачивался, от дуновений ветра. Казалось, эти дуновения могут унести ее легкую полупрозрачную фигурку.

— Боги! — негромко, но из глубин души воскликнул я, в то же время понимая, что сейчас я не должен воздавать хвалу никому, кроме Артемиды. Я сделал несколько шагов к госпоже Синицыной, одновременно уплотняя свое астральное и ментальное тело. Еще шаг… Замер, разглядывая ее лицо, голубые глаза, в которых смешались сразу радость от встречи со мной, неловкость и страх. И эта девочка только что говорила мне, Астерию, чтобы я не боялся? Она сама дрожит от волнения, от неизвестности! Я порывисто обнял ее, поднял и прижал к себе.

— Как ты это делаешь⁈ Саш! — она открыла ротик от изумления. — Саш, меня же невозможно потрогать!

— Очень даже можно! — рассмеялся я и поцеловал ее.

— Прости меня, — шепнула она, когда наши губы разъединились. Голос ее был беззвучен, но я ясно слышал его в своем сознании.

— За что я должен тебя прощать? — я чуть отстранился, чтобы лучше видеть ее глаза.

— Что я такая дура. Настолько дура, что пошла в тот сквер. Они меня так напугали, будто тебя сейчас убьют. Я совсем потеряла голову. Думала, что на самом деле способна спасти тебя и побежала в сквер, — призналась она. — Потом я ничего не помню. Только бесконечный провал, бесконечная тишина, до тех пор, пока я не умерла.

— Ты просто очень доверчивая. Человек бывает доверчив вовсе не от того, что он глуп, но потому, что его душа, чище других и у него не слишком много болезненного опыта, предательств и обмана. Слушай, у тебя красивое платье, — я провел пальцами по голубому атласу. — Откуда оно? Ты же в тот день в сквере была в белом.

— Артемида и Аполлон одели меня так. Они не хотели, чтобы то платье напоминало мне о смерти. Саш, смерти нет. Ты же это знал? — ее глаза смотрели с надеждой и ожидали подтверждения.

— Это не совсем верно. Айлин, нужно даже в этом болезненном вопросе быть честными. Сказать, что смерти нет, равносильно что утверждать, будто не существует сна, и человек всегда бодрствует. Смерть есть, только ее не надо бояться. Страх проходит, когда понимаешь ее смысл и открывающееся за ней пути, — говоря это, я подумал об Аполлоне.

Хоть Лучезарный бог и родной брат Артемиды, но в нашей империи его не слишком жаловали. Ведь он остался преданным Зевсу — своему отцу, кстати, как и Артемида. Только Небесную Охотницу Россия приняла: строили здесь ей храмы, возносили хвалу и молитвы не меньше, чем Гере, а вот Аполлон остался отчужденным, возле отца. Лишь в Дельфах и некоторых других древних городах на юге по-прежнему охотно почитали его. Говорят с тех времен, с дней великого Торжества Перуна, даже божественное сияние Аполлона померкло, и все реже его величают Фебом. Но это не столь важно сейчас. Что нужно было Аполлону возле Артемиды — вот что заставило меня на миг задуматься от нем. Ведь после случая с Орионом Небесная Охотница не слишком ладила с братом.

— Да я понимаю. Но я не могу привыкнуть, Саш. Все перемешалось в моей голове. Смерть как бы есть, но ее нет. У меня будто есть тело, и ты даже можешь обнять меня, но тела у меня нет. И ты будто Саша, но ты — Астерий. Так мне сказала Артемида, — она смотрела на меня, не сводя глаз и я кивнул.

— Дорогая моя, к такому нужно лишь привыкнуть. Ты примешь это со временем, не спеши разбираться с тем, что кажется непривычно и пока неясно, — ответил я, пытаясь понять, какую судьбу приготовили боги для моей подруги, если проявили к ней столько внимания и забрали ее душу из потока перерождений. Просто так вряд ли кто-то из небесных будет делать такое. Или все-таки Артемида может для меня?

— Артемида сказала, что ты — Астерий. Что живешь множество жизней и почти равен богам, — Айлин прервала мои быстротекущие мысли.

Вот что ей сказать? Да, я должен ей сказать правду, но я бы не хотел говорить сразу так много, как уже сказала Охотница. Неужели она не понимает, что Айлин слишком потрясена произошедшим. Не нужно Синицыной так много сейчас.

— Да, Айлин. Это правда. Я не мог сказать это раньше. Ты бы не поняла и испугалась меня, — в этот раз я обнял ее очень осторожно, проверяя, не вызовут ли мои прикосновения ее протеста, но нет, она с желанием прильнула ко мне. — Ты этим расстроена? Я опасаюсь, что ты начнешь считать меня чужим.

— Уже нет… — она запрокинула голову, тряхнув розовыми волосами. — Раньше я могла бы испугаться. Теперь уже нет. Небесная Охотница мне очень многое объяснила. Она была так добра и утешала меня целый день. Потом я сидела в ее саду и смотрела на оленей и птиц, на цветы и маленький водопад. Мне казалось, журчащая вода капля за каплей наполняет меня покоем.

— Ты не знаешь, о чем говорил с ней Аполлон? — держа за руку я подвел Айлин к кровати, и мы присели.

— Говорили о Венере*, о Гере и каком-то пророчестве. Саш я ничего не поняла. И они мало при мне говорили. И еще… — она замялась, поджав губы.

(*Речь именно о планете Венера — пояснение в конце главы)

— Что «еще»? — я с улыбкой наблюдал за ней. — Нет, ты говори! Не смей что-то таить от меня, шутливо настоял я.

— Еще я боюсь Аполлона. Он красивый, но у него светятся глаза и мне страшно, когда он смотрит. Кажется, что от его взгляда можно сгореть, — ее щеки пошли румянцем.

Это было так мило и когда-то меня подобное удивляло: ведь в тонком теле нет крови, и она не может прилить к лицу. Но при этом в наших тонких телах остается очень много привычек и качеств, унаследованных от физического тела.

— В твоем состоянии его не надо бояться. Ты что-то недоговариваешь, Айлин. Пожалуйста, скажи мне все. Что они тебе обещали? Сказали, что будет с тобой дальше? — я чувствовал как-то ее очень беспокоит. Настолько, что она даже боится думать об этом.

Она отвернулась, упала в подушки, которые даже слегка не примялись под ней, и заплакала.

Я выждал с полминуты, поглаживая ее вздрагивающую спину. Потом полушепотом попросил:

— Айлин, пожалуйста, расскажи