— Не вернетесь, и прекрасно, — заметил Вильерс.

— Никогда, вы поняли? — спросил ребенок.

— Тогда освободите ящик для одеял, раз уж вы не собираетесь к ней ехать, — предложила Элинор. — Дорога окончена.

Когда Люсинда выбиралась, Элинор заметила, что под грубым холщевым платьем у нее нет ни белья, ни чулок и только один башмак на ноге. Ойстер тут же принялся обнюхивать ее голую ножку; его, видимо, волновали сохранившиеся на ней ароматы хлева и животных.

— Не бойся его, — сказала Элинор, — он совсем еще маленький. Такой же ребенок, как ты.

Люсинда смело потрепала его по спинке, и Ойстер встал перед ней на задние лапки, повизгивая.

— Чего он хочет? — спросила девочка.

— Чтобы ты его еще потрепала и почесала за ушками, он это любит. Не желаешь вылезти из ящика? — обратилась Элинор уже к Филлинде.

Та покачала головой, поглядывая на смеющуюся Люсинду, которой Ойстер отмывал личико своим языком.

Вильерс между тем с интересом наблюдал за его работой. Лицо девчушки все лучше вырисовывалось, освобождаясь от грязи. И вдруг Вильерс оторопел, едва не рухнув на колени: на него смотрели фиалковые глаза его бабушки.

«Ты знаешь, какие у нее глаза?!» — захотелось ему крикнуть Элинор, которая возилась в карете, выманивая вторую девочку. Вместо этого он бросился ей на помощь и, взяв Филлинду под мышки, вытащил из ящика. Тельце ее было все напряжено, когда он прижимал ее к себе.

До него только теперь дошло, что, чуть ли не весь штат домашних и прислуга герцога Гилнера высыпал наружу и наблюдает всю эту картину. Даже у кучера, сидевшего к ним спиной и смотревшего на дорогу, уши казались странно оттопыренными, словно он впитывал в себя все слова и звуки.

Все смотрели на Вильерса, тоже застывшего с малышкой на руках.

— У меня на руках Люсинда, — объявил он после паузы, обращаясь ко всем. — А внизу сидит Филлинда. Кто-нибудь знает, где мой сын?

Все молча переглядывались между собой.

— Утром он уехал вместе со мной. Кто-нибудь видел, как он вернулся?

Никто не ответил.

— Он хотя бы появлялся в детской?

Поппер сделал знак лакею проверить. И тот побежал вверх по ступеням.

— Не мог же он остаться в этом приюте? — сказала Элинор, заставив Люсинду усмехнуться.

— Он сказал, что собирается домой, — пояснила девочка, глядя на Ойстера.

Это было слишком неожиданно. Все уставились на малышку.

— Ты знаешь Тобиаса? — спросила Элинор.

Люсинда рассмеялась. Ее лицо было начисто вылизано Ойстером, и Вильерс чуть не задохнулся от восторга, увидев, какая у него красавица дочь.

— Он освободил нас из хлева сегодня утром, — сказала Люсинда. — Когда он постучал, мы сначала решили, что это миссис Минчем, и испугались. Но это был мальчик, который пришел нас освободить.

— Миссис Минчем сама теперь в карцере, — успокоил ее Вильерс.

— Где она? — недоверчиво переспросила Люсинда.

— В тюрьме, в заточении, — попыталась объяснить ей Элинор.

— Выходит, это Тобиас освободил вас, и он же засунул вас под сиденье кареты, — задумчиво произнес Вильерс.

— Он сказал, что мы должны спать, а позже он придет за нами и выпустит.

— И вы всю дорогу спали? — с надеждой спросил его светлость, вспомнив свой разговор о девственности с Элинор и все их жаркие поцелуи.

— Мы спали, потому что не спали в предыдущую ночь, когда боялись, что нас съедят эти огромные свиньи, — сказала Люсинда. — Мы проснулись, когда залаял этот щенок.

— Не давай ему лизать твои губы, — сказала Элинор. — Щеки — пожалуйста. Только не губы.

— Я не боюсь щенков, — заявила Люсинда, — и свиньи я тоже не боюсь. Я бы ей так наподдала палкой!

— И я! — откликнулась Филлинда.

— А теперь нам нужна ванна, — объявила Люсинда, — Тобби сказал, что везет нас к нашему отцу. А мы не можем предстать перед ним замарашками.

Вся дворня замерла, уставившись на Вильерса. Тот глянул на задравшую голову Люсинду, доходившую ему почти до талии. Потом на Филлинду, сидевшую у него на руках и с надеждой заглядывавшую ему в глаза.

— Что здесь за сборище? — раздался голос Лизетт, сбегавшей со ступенек. — Беатрис, я повсюду ищу тебя, где мои краски и кисти? Мне пришла в голову фантазия написать этих удивительных малюток! — Она улыбнулась, встретившись взглядом с Элинор: — О, Элинор, невозможно не испытать прилив вдохновения, глядя на их жизнерадостные улыбки в такое прекрасное солнечное утро!

— Да-да, — вяло поддержала Элинор, — они научились улыбаться, когда избавились от миссис Минчем.

— Их радость так прекрасна!

Элинор повернулась к Вильерсу, чтобы скрыть от нее свое разочарование. Лизетт выбрала для своих восторгов самый неподходящий момент, не дав Вильерсу произнести самое главное. Наконец он снова собрался с силами.

— Я ваш отец, — произнес он.

Люсинда, услышав это, прищурилась, а Филлинда широко распахнула глаза. Он был поражен тем, как много узнал о них в этот напряженный момент. Их лица были одинаковы, но в душе у каждой было свое.

Ему на выручку поспешил Тобиас, вынырнувший из-за угла кареты. Люсинда мгновенно устремилась к нему, а Филлинда принялась ерзать у Вильерса на руках и даже слегка стукнула его по плечу своим маленьким кулачком, прежде чем он понял, что и она хочет встать на ножки.

Прячась за спиной Тобиаса, Люсинда крикнула Вильерсу:

— Ты не наш папа, Тобби отведет нас к нашему отцу, он обещал...

— Ваш отец перед вами, — показал тот на Вильерса с веселой улыбкой.

— Их отец он? — медленно произнесла Лизетт, с удивлением уставившись на Вильерса. — Боже, да вы просто образец мужчины!

При этих ее словах кто-то из слуг хихикнул и тут же словно поперхнулся.

Вильерс постарался придать своему лицу благородное отцовское выражение.

— Я ваш отец, который имел несчастье потерять вас, когда вы были совсем крошками. Но сегодня я счастлив вновь обрести вас.

— Ты умудрился потерять нас обеих, — печально изрекла Люсинда.

Филлинда пряталась за Люсинду, а та — за Тобиаса.

— Да, — понуро подтвердил Вильерс, — я потерял вас обеих одновременно.

— Какая грустная беспечность, — произнесла Лизетт не совсем дружелюбно.

— Я виноват, — признал Вильерс.

Что еще мог он сказать? Он раскаивался, он чувствовал свою вину все последнее время. Но, прежде всего он был герцогом и ощущал вес своего титула.

Тобиас подтолкнул Люсинду к отцу.

— Он не такой плохой, чтобы так бояться его, — напутствовал ее он, и это услышал весь штат прислуги в доме.