живой не отдам, — уверенно сказала Фина. — Пусть попробуют войти. Пусть дверь ломают. Я буду ждать их.

— Для Ханнеса это закончится так же. Только нас на его глазах… — Телль не договорил.

— Должен же быть какой-то выход, — обратилась Фина к кому-то за окном.

Она смотрела в ночь, словно ждала оттуда ответа.

Телль сидел на неудобной кровати, не зная, что сказать Фине. Если выход был, то — за стеной, в которую уперся его ум. Дальше нее он уже не мог думать никак.

Тяжело вздохнув, Фина отступила от окна.

— Они вынуждают нас становиться убийцами собственных детей и жить с этим, — с безысходностью произнесла она.

Разговор

Телль долго стоял у комнаты сына, не в силах туда войти. За дверью в темноте, чтобы Ханнес не заметил его, он думал, как все рассказать своему мальчику.

Фина еще утром предупредила, что задержится на работе. Телль решил этим воспользоваться и поговорить с Ханнесом. До сына сейчас оставался один шаг. И Телль не знал, как этот шаг сделать.

Все, что приходило ему в голову, оказывалось ничтожным. Ни объяснения, ни оправдания он не видел. Открыть Ханнесу другой вариант? Сказать, что, если не Телль, то — чужие люди? Но результат ведь одинаков. Нет выхода.

Если Ханнес сейчас узнает, то как он будет с этим жить? Каждый день ждать смерти? Чем станут для него эти дни? Которых, получается, не так много осталось. Телль с Финой сделают все, чтобы отвлечь Ханнеса от мыслей о смерти, но здесь и одной минуты достаточно. Такая минута непременно возникнет.

Или не сказать? Для Ханнеса тот день будет таким же. Он уйдет, так ничего и не узнав. Лучше? Телль покачал головой. Мало того, что он отнимет жизнь у сына, он еще сделает это обманом.

— Папа, — позвал его сын.

Ханнес включил свет в коридоре.

— Ты давно тут стоишь?

— Нет, — Телль не мог поднять глаз на сына, — мне надо…

Ханнес взял его за руку.

— Заходи, заходи.

Сын ждал, что Телль по обыкновению сядет у двери. Но Телль встал под светильник, чтобы Ханнес хорошо видел его лицо.

— Сын, — Телль не узнал свой голос.

Он взглянул на Ханнеса. Тот сидел на кровати, внимательно смотрел на отца и ждал.

— Сынок.

В это слово Телль вложил всю нежность, всю любовь к Ханнесу, о которых молчал долгие годы.

— Мне надо сказать тебе тяжелую вещь. Нам… Нам не разрешают иметь больного ребенка. Мы должны будем…. — Телль подбирал слова, — расстаться.

— Вы меня отдадите? — тревожно спросил Ханнес.

Телль не был готов к такому вопросу.

— Нет, что ты! — испуганно воскликнул он.

— Я умру?

Спросить об этом Ханнесу было проще.

— Да, сынок, — Телль проглотил комок в горле.

— Так лучше. Только… Я не хочу, чтобы это было больно и долго, — попросил Ханнес.

Телль шагнул к сыну. Сев на стул напротив него, он положил руку на колено Ханнеса.

— Это не будет больно и долго. Ты просто уснешь.

— Также, как Марк?

У Телля закололо внутри.

— Да.

— Я каждую ночь засыпаю.

— Я скажу тебе — когда.

Ханнес задумался.

— Меня просто не будет и все?

— Да.

— Как это?

— Как сейчас только без тебя, — Теллю невозможно было представить то, что он сказал.

— А я? А со мной что?

— Ничего, — о том, что тело Ханнеса сожгут, отец сказать не смог.

Как ни было сейчас тяжело Теллю, он хотел, чтобы сын спрашивал еще и еще. Телль понимал: после того, как закончится их разговор, Ханнес станет думать о словах отца. Ему придется это пережить.

Может, все же не стоило ничего рассказывать сыну?

Ханнес смотрел куда-то мимо Телля. Брови его сдвинулись.

— В некоторых книгах, которые ты мне приносил, я читал, что человек после смерти попадает в другой мир и живет там, — задумчиво произнес он.

— Как без нас ты будешь там? — Телль спросил больше себя, чем сына.

Ханнес чуть улыбнулся.

— Тяжело представить, как тут все будет без меня, — он окинул взглядом комнату, посмотрел на окно. — Как вы будете без меня.

Чувство разлуки заныло в Телле от этих слов.

— Я не знаю, сможешь ли ты нас простить, но — прости нас.

Телль нахмурился.

— Как это все… — с силой произнес он.

Ханнес обнял отца.

— Ничего, папа.

Телль прижал к себе сына. Чувствуя, как бьется его сердце, Телль думал о том, сколько раз он невольно обижал своего мальчика. Сколько раз он был несправедлив, жесток к нему! Каждый случай Телль потом долго переживал. И каждый случай он помнил. Телль часто спрашивал себя: как могло такое случиться? Если он любит сына, то почему он так поступал с ним?

Если бы все можно было вернуть…

И лишь сейчас Телль понял, что столько лет он скупился на простые теплые слова для сына. Слова о том, как Ханнес ему дорог. Сколько раз он мог обнять своего мальчика, погладить по голове! Что мешало ему? Почему Телль стеснялся своих чувств?

А оказалось — ни одно ласковое слово, ни одно объятие, ни один любящий взгляд не могут быть лишними.

Теперь что ни делай — всего мало. Потому что поздно.

И чувство вины перед Ханнесом, с которым Телль научился жить, стало открытой, кровоточащей раной.

— Папа, — тихо звал сын. — Па-па.

Телль открыл глаза, отпустил Ханнеса и, отступив на полшага, взглянул на него.

— Что, сын?

— А вы… — Ханнес на секунду замялся, — не можете меня спасти?

— Я не знаю как, — тяжело признался Телль.

— Давай тогда я подумаю.

Ханнес лег на диван и отвернулся к стене. Телль беспомощно смотрел на сына. Он был готов уйти, как только Ханнес попросит. Но сын ничего не говорил. Он просто лежал, глядел в стену и тихо дышал.

В голове Телля горело. Все мысли, которые были только о сыне, мелькали в этом пламени. А как же море? Как же те самые острова, о которых Ханнес читал, куда хотел отправиться в путешествие?

Открылась входная дверь. В прихожую тихо вошла Фина. Телль слышал ее, но не тронулся с места.

Заглянув в комнату к Ханнесу, Фина догадалась, что произошло.

— Родной мой, — сев с края дивана, она провела рукой по волосам сына.

Ханнес повернулся к матери. Его лицо никогда не было таким серьезным.

— Выйди, — строго сказала Фина мужу.

***

Сидя на неудобной кровати, Телль ждал жену в родительской комнате. Фины не было уже вечность. Уже закончились новости по Нацвещанию, на улице погасли фонари.

Телль вспоминал, как маленький Ханнес подбегал к нему