память пришел случай, как семья или несколько друзей хотели угнать из страны самолет. После той истории мальчишки в детдоме сгоняли девочек на пол, обставляли стульями, говоря, что это самолет, а потом впрыгивали к ним с криками, что они захвачены, и сейчас их будут убивать. Другие мальчишки начинали освобождать заложниц. Для участников игры все заканчивалось смирным тихим сидением на стульях до самого отбоя под надзором вооруженной ремнем воспитательницы.

Чем закончилась настоящая история с самолетом, Фина не помнила. Но ей казалось, что сбежать на нем — это единственный выход.

Когда Телль пришел с работы, жена стояла на кухне и варила суп. Ханнес еще спал. Воодушевленная идеей, Фина сразу рассказала мужу свой план. Оказалось, про случай с самолетом Телль знал.

— Наша противовоздушная оборона сбила его, не дав ему уйти за границу, — глаза Телля застыли на краешке тарелки, рука сама медленно размешивала горячий суп. — Нацвещание тогда говорило, что экипаж и пассажиры вызвали огонь на себя, решив погибнуть героями и не предать страну, сбежав с той семьей.

— Ты можешь предложить что-то лучше? — Фина села рядом, вытянув больную ногу.

— Как нога? — чуть наклонившись вбок и посмотрев на нее, спросил Телль.

— Ты не уходи от разговора. Нормально нога, — напирала Фина.

Телль положил ложку в миску. Ладонь его нашла коробок спичек на столе, оставленный Финой.

— Аэропорта у нас нет. Придется ехать в другой город. Да и был бы аэропорт — самолету не хватило бы топлива до границы. Значит, надо туда, где граница недалеко.

Рассуждение давалось Теллю непросто. Он помогал себе спичками, которые вытаскивал из коробка, раскладывая за тарелкой по одной.

— Тебя из города не выпустят. Значит, нам ехать без тебя.

— Ну и что, — бросила Фина.

Телль замолчал, показав паузой, что хотел бы продолжить.

— Потом: как нам сделать так, чтобы самолет полетел, куда мы скажем? Оружия у нас нет, в самолет даже с кухонным ножом не пустят, — в пальцах Телля застряла спичка.

— У вас же будет чемодан или рюкзак с собой? Вот и скажите, что там бомба, и она сработает, если самолет не полетит, куда вы скажете, — подперев рукой голову, Фина ждала ответа мужа.

— Так другие люди… Они же испугаются. А там еще дети если будут…

— У них есть свои родители, они должны о них думать, — заметила Фина, но поняв, что с Теллем это не аргумент, продолжила: — С ними ничего не случится. Если у тебя есть вариант лучше — говори.

Рука Телля сжала поднятую из миски ложку. Капли супа побежали с нее по тыльной стороне ладони.

— Нет тут ничего лучше, — признался Телль, не поднимая глаз от клеток клеенки на столе.

— О, папа пришел!

В дверях кухни стоял заспанный Ханнес. Телль улыбнулся сыну. Ханнес спросил отца, почему тот грустный.

— С работы, — пожал плечами Телль.

Ханнес обратил внимание на мать, которая до сих пор не повернулась к нему, а сидела, спрятав голову в плечи. Телль взглянул на Фину. Губы у нее поджались, глаза бегали в ожидании нагоняя.

— Ты зачем встала? — легонько постучал пальцем по спине матери Ханнес. — Тебе лежать надо.

Подмигнув мужу, Фина сделала виноватое лицо и поднялась, оперевшись о стол. Сын помог ей дойти до кровати, а затем вернулся в кухню к Теллю.

— Не слушается, — развел руками Ханнес и сел рядом с отцом ужинать.

***

На работе Фины, куда Телль отнес справку из больницы, сперва настороженно отнеслись к ее травме. Ведь в столовую Фина ходила редко, а тут все случилось как раз именно там, вдобавок — после отказа в отпуске. Однако убедившись, что вины Фины тут нет, произошедшее посчитали несчастным случаем, не связанным с производством.

Просыпалась Фина в эти дни поздно и нехотя. Во сне было все по-другому — родители рядом, сыновья, незнакомые места, другие люди. А, самое главное, если там что-то случалось нехорошее, Фина понимала — это всего лишь сон.

Открыв глаза, она подолгу лежала, глядя, как солнечный свет заливает потолок и стену комнаты. Телль, уходя, приоткрывал штору, чтобы Фина не просыпалась в полумраке. Он старался по утрам все делать тихо, боясь разбудить жену. Телль даже обмотал тряпкой сбоку каркас кровати, чтобы о него не скрежетала сетка, когда он вставал.

Поначалу Фине было дико от того, что не надо подниматься до рассвета, спешить на работу и, оставив там все силы, возвращаться к сыну с мужем. Получалось: на тех, кто ее ждет, кто ей дорог, кто нужен ей, в день выходило каких-то три или четыре часа, а остальное забирала работа. Так она забирала годы Фины, ее жизнь.

Разве для этого она выходила замуж за Телля, рожала детей? Смотря на жизнь не в потоке дня, а со стороны, как остановившийся пешеход разглядывает проезжающие мимо машины, Фина понимала, что все устроено не так, все неправильно. Знания, опыт, накопленные веками, в итоге стали важнее самого человека. Не они служат человеку, а человек им. Для созданных заводов, магазинов, инспекций жизнь работников стала топливом, питающим их деятельность. Человек вынужденно отдает им время, здоровье, силы, которые, если бы имел возможность, посвящал бы дорогим людям и своему любимому делу.

Потом, когда у человека почти уже нет сил, здоровья, а времени осталось мало, его отправляют, а по сути — выбрасывают на "заслуженный отдых". На смену же состарившемуся поколению приходят другие — молодые, здоровые, сильные. Их со школы начинают готовить, чтобы они затем сами себя принесли в жертву, сознательно шагнув во взрослый мир после училища, института, а, иной раз — прямо с ученической скамьи. И конца этому пожиранию жизней не будет.

Жизнь, одна-единственная жизнь — она на самом деле важнее и дороже всего, что придумал человек. Можно построить дом, собрать машину, можно написать картину, сшить платье, но человека так сделать нельзя. Получится лишь бездушая кукла.

И человека одного другим заменить невозможно, разные они. Фина знала это по сыновьям. Никто из них не был для нее заменой своему умершему брату.

Поправлялась Фина медленно. То ли сказались ее скитания в тот день по поликлиникам и больницам, то ли усталость, — отек со ступни не сходил. Место ожога покрылось коркой, а еще оно жутко чесалось.

Ханнес в эти дни старался все время быть полезным матери. Он готовил еду, обрабатывал ногу — так, как говорила ему Фина, делал перевязку. Мазь от ожога закончилась быстро, и Ханнес сам пошел в аптеку за новым тюбиком. Пока сына не было, Фина, волнуясь, ждала его у окна.