Неподалёку восторженно пискнул Анри. Охнула Мэг. Девушка ощутила, скорее, чем увидела, как поёжился Али. А ведь нубиец должен страдать от холода куда больше всех их, вместе взятых, ведь он — уроженец Африки! Мысленно Ирис попеняла себе за недогляд и…

Перед ней распахнулась украшенная гербом дверца очередной кареты. Порыв ветра так и подтолкнул в спину, словно поторапливая. И, несмотря на то, что на этой стороне Портала их поджидали, что пребывание на открытом воздухе заняло считанные секунды — меховые плащи дам и рыжую шубу кота изрядно припорошило снегом. Вот как встречал их Эстре!

А тут ещё, очевидно, из-за обилия туч, на улицах сгустились сумерки, и всё это вкупе с метелью не давало ничего рассмотреть… С досадой Ирис закусила губу. Ей так хотелось увидеть европейский город! Придётся подождать.

Поколебавшись, она потянула петельку завязки и откинула нижнюю вуаль никаба.

— Как долго у вас длятся такие метели, господин маршал?

Если бы сейчас Винсент Модильяни вытаращил бы глаза от изумления и впился бы в неё жадным взглядом… пожалуй, Ирис закуталась бы снова в спасительное покрывало, как в броню, и, чего доброго, не снимала бы ещё долгие годы. Но маршал и бровью не повёл. Словно ежеминутно отмахивался от целых стаек рыжеволосых изумрудноглазых красавиц с точёными носиками, прелестно очерченными губами и белоснежной кожей с едва заметными крапинками веснушек.

— Обычно к утру пурга стихает; но, откровенно говоря, сударыня, эта могла бы задержаться и подольше. Лето было засушливым… — Заметив недоумевающий взгляд, пояснил: — Засушливым второй год подряд. Пришлось разрабатывать целые системы полива. С виноградниками проще, у лозы мощные корни, они пьют и из верхнего слоя почвы, и из глубины; а вот поля начинали гореть… Запасов в провинции пока хватает, посевной фонд не тронут, но если и следующий год будет таким — нас ждёт неурожай. Придётся покупать зерно у соседей. Поэтому снег весьма кстати.

— «Много снега — много хлеба» — припомнила Аннет поговорку, не раз слышимую от своих крестьян.

— Совершенно верно. Эта зима оказалась скупой и на морозы, и на снег, так что — пусть сыплет подольше и побольше, всем на благо.

— О! — глубокомысленно заметила Ирис. Она-то думала, что от завирух — одни неприятности, но, оказывается, этакая масса снега несёт в себе… жизнь, сытую жизнь всей провинции! Вот оно как!

— Где мы сейчас? — с любопытством спросила Аннет, пытаясь хоть что-то разглядеть за снежной завесой.

— Скоро минуем Главную площадь, ратушу и собор. Слышите, как позвякивают колокола? Это ветер их раскачивает. Ещё четверть часа — и мы дома.

Губы маркизы вдруг задрожали.

— Дома…

Кизил, которому надоело спать, спрыгнул на пол кареты, привстав, вытянулся во весь нехилый рост и сунул усатую морду в окошко. Так они с маленьким Анри и ехали всю дорогу, уткнувшись носами в стекло и, похоже, на что-то там любовались, видимое им одним… Пока, наконец, карета на замедлила ход, и маршал Винсент сообщил бодро:

— Почти приехали, дамы. Не могу удержаться, чтобы не показать вам удивительнейшее зрелище. Ни разу не видели действие магического купола? Взгляните! Только закутайтесь, прошу вас, поскольку я открою дверь.

Вновь пахнуло морозным воздухом… отчего-то вкусным, бодрящим. Дамы выглянули из кареты — и ахнули.

Вьюга бесилась по-прежнему. Но отчего-то здесь, пронзаемая светом множества фонарей, из сплошной, непроницаемой превратилась в живую пелену, прозрачную, словно кружево. Сквозь неё отчётливо был виден и мост, у которого они остановились, и величественный замок, весь в башенках, балкончиках, флюгерах, вымпелах… Гайярд словно сошёл со страницы книги волшебных сказок, и сходство с картинкой увеличивалось оттого, что со всех сторон он, словно хрустальный шар-игрушка с домиком внутри, был накрыт прозрачным куполом, о который разбивались снежные вихри, не в силах проникнуть внутрь.

— Святые братья-бенедиктцы, которые время от времени укрепляют магическую защиту, согласились немного помочь. Чтобы гостьям не проваливаться в снегу при самом подъезде к замку… Не правда ли, красиво?

— О, да! — восхищённо выдохнули женщины.

— А вы что скажете, маркиз? — словно поддразнивая, поинтересовался маршал.

— Словно замок спящей красавицы… — прошептал мальчик. — Святые братья? Они так умеют? Мамочка, давай пригласим их потом в Клематис, пусть и у нас такое сделают! А то в Северной и Западной башне стали протекать крыши!

Винсенту Модильяни ценой неимоверных усилий удалось сохранить серьёзное выражение лица.

— Очень практичный мальчуган, — только и сказал он. — Итак, дорогие гостьи, мне совсем немного осталось испытывать ваше терпение. Последний рывок, и…

… Дальше в воспоминаниях Ирис опять всё смешалось — очевидно, из-за избытка действующих лиц. На крыльце их встречали:

— его светлость герцог Эстрейский, Жильберт Анри Рене де Бриссак де Фуа де… Отчего-то она накрепко запомнила только его имя, все остальные перепутались у неё в голове. Впрочем, нет. Прелестную золотоволосую девушку, оказавшуюся Той Самой Герцогиней, которая приняла сторону Аннет, звали;

— Марта Эстрейская, и не иначе. Она даже в летописи попала под таким именем, знаменитая внучка Жанны-девы Роанской, ничем не похожая на воительницу;

— тут же рядом со взрослыми крутились совершенно не предусмотренные протоколом детишки: трое мальчиков одного с Анри возраста и две девчушки помладше. Радостно завизжав при виде «арапчат», они изначально скомкали процедуру торжественной встречи, окружив стайкой чернокожих гостей и увлекая их за собой, а растерянный Назарка высился над всей этой малышнёй, как великан;

— cекретарь герцога, его правая рука, Макс… Максим? Нет, Ирис вспомнит его имя позже… с красавицей женой, белокурой… Изольдой, как хотелось её назвать. Но, конечно, на самом деле звали её как-то иначе;

— черноокая красавица в странном одеянии, похожем и на османский кафтан, и на европейское платье одновременно… Фатима! Вот она, жена Августа-Огюста Бомарше, успевшая подарить ему двух сыновей и дочку, одна из лучших подруг герцогини, приставленная нынче к ней, Ирис, наперсницей и помощницей, чтобы гостье быстрее освоиться в новом для себя мире;

— статная синеглазая женщина, показавшаяся Ирис невероятно знакомой. Ну, конечно! Когда маршал обращался к ней «матушка», это означало только одно: она и есть его матушка, такая же решительная, с упрямым волевым подбородком и зычным командирским голосом, приглушаемым лишь в присутствии высоких гостей, девушка потом в этом убедилась… А как она смотрела на Аннет! С явным узнаванием и… кажется, одобрением?

— а рядом с матушкой Аглаей — невысокая девушка, которая до поры, до времени помалкивала, но вот… топнула ножкой, привлекая к себе внимание… и процедила сквозь зубы что-то вроде: «Варвары! Пока господа представляются, слуги все перемёрзнут, особенно этот чёрный верзила, он уже заиндевел весь…» Что-то смутно знакомое послышалось Ирис в этой интонации…