были виновницами бедности. Чем больше детей они рожают, тем шире распространяется бедность и тем больше Пуэрто-Рико становится уязвимым для коммунистических идей.

Услышав все это от Саля, я стал с благоговейным трепетом ждать встречи с Петой Понсе.

Пета Понсе явилась в дом Таины, одетая во все белое. Волосы ее были туго повязаны банданой, из-под которой, как белое ухо, торчала гвоздика. Свое короткое, крепко сбитое тело она носила энергично и шагала тяжело, словно хотела проломить половицы. Пета Понсе прочесала всю квартиру, обнюхала углы, как только что принесенный щенок. Поковыряла ногтями стены, словно желая оставить после себя царапины. Ее наружность и действия пугали меня, хотя я чувствовал облегчение от того, что она наконец приехала.

Кухонный стол покрывала белая скатерть, на столе стояли белые цветы и белые свечи. Еще здесь были пуэрто-риканские тарелки, с некоторых ели – донья Флорес устроила пиршество в честь espiritista и Таины, – а некоторые тарелки остались нетронутыми, они были для духов. В гостиной сидела напуганная Таина в красивом белом платье до пят. Распущенные волосы аккуратно ниспадали с плеч. Карие глаза в обрамлении недавно наклеенных ресниц, на нервных губах розовая помада. Живот круглился земным шаром. До родов оставалось всего несколько дней. Никогда еще я не видел Таину такой красивой и такой знакомой. Увидев, что я здесь, она выдохнула и легонько улыбнулась, но не пошевелилась. Таина явно боялась Пету Понсе – она не произнесла еще ни единого ругательства.

Я, с деньгами в кармане, уже собирался сеть на пол рядом с Салем.

– Afuera[129], Juan Bobо, – сказала по-испански донья Флорес и протянула руку за деньгами.

– Таина хочет, чтобы я был здесь, – ответил я по-испански, так как почти весь вечер мы говорили по-испански.

Сальвадор кивнул сестре: все нормально.

– Нет. – Донья Флорес помотала головой. – Это семейное дело. А Хуан Бобо не член семьи.

Я повернулся к espiritista, ища поддержки.

– Familia, no más[130], – сказала Пета Понсе.

Таина в панике открыла рот и немного подалась вперед, словно желая протестовать против моего ухода. Но я понимал, что против матери она не пойдет.

– Тогда я и деньги заберу, – сказал я.

– Нет, ты обещал отдать деньги мне, чтобы я могла заплатить espiritista.

– Инельда, это неправильно, – заговорил Сальвадор. Я знал, как высоко она ставит слова брата, и решил, что смогу остаться.

– Он мешает духам, они не знают, кто он, – ответила донья Флорес брату, которого почитала за святого. – Только духи знают, что случилось в этом доме, а он не часть дома.

Сальвадор согласно кивнул и склонил голову перед Петой Понсе.

Я тоже поклонился маленькой женщине, которая умела складывать время, выворачивать смыслы, менять значения чувств и беседовать с мертвыми.

– Хуан Бобо, – ласково сказала донья Флорес, – отдай мне деньги. А с Та-те повидаешься потом, когда мы узнаем правду.

– Нет. Я уйду, но и деньги с собой унесу. – Я взглянул на Таину. – Я к тебе потом зайду, ладно?

Таина кивнула едва заметно – так она была напугана. И в эту минуту, по этому ее еле заметному кивку, я понял, что она, может быть, тоже любит меня, какой бы бранью она меня ни осыпала.

Донья Флорес начала ругаться.

– Malcriado, puñeta![131] Отдай деньги! Ты обещал.

Направляясь к двери, я услышал, как espiritista спрашивает у Саля, есть ли деньги еще у кого-нибудь. Когда Саль сказал «нет», espiritista остановила меня.

– ¿Tu nombre, mijo?[132]

– Хулио, – сказал я. – Меня зовут Хулио, а не Хуан Бобо.

Пета Понсе принялась обнюхивать воздух, пространство вокруг меня, потрогала и обнюхала мою одежду, она касалась меня, как какой-нибудь непристойной ночной птицы.

– De rodillas[133], – велела она. Я опустился на колени. Пета Понсе прижала меня лицом к своим тяжелым грудям и начала молиться.

– Santa Marta, recurro a la ayuda y protección; como prueba de mi afecto quemare esta vela cada martes; intercede por mi familia, y protége a este extraño[134]. – А потом, словно ей кто-то что-то сказал, она оттолкнула меня и я растянулся на полу.

– Los espíritus ya saben quién es este muchacho[135]. – Пета Понсе поглядела на меня сверху вниз. – Tu madre, yo sentí a tu madre[136].

Я так и лежал на полу, напуганный этой женщиной, которая, прикоснувшись ко мне, узнала, кто моя мать.

Но приехала она не из-за меня или моей матери, не из-за Саля или доньи Флорес; она проделала весь путь из Кабо-Рохо ради Таины.

Донья Флорес купила ей билет на самолет, но за сеанс еще не заплатила.

– El derecho, pa’ lo’ espíritus[137], – потребовала Пета Понсе. Я поднялся с пола. Порылся в кармане и протянул ей пачку соток. Пета Понсе с отвращением оттолкнула мою руку.

– Инельда. – Еspiritista указала на донью Флорес. – El derecho me lo da Inelda[138].

Я не видел большой разницы, но послушался и отдал деньги донье Флорес, а та в свою очередь передала их espiritista. Пета Понсе, не пересчитав, разделила пачку надвое и набила лифчик слева и справа, словно чтобы уравновесить свое тело.

Она велела донье Флорес наполнить чашу водой, смешанной с agua maravilla, зажечь белую свечу и поставить то и другое на стол в гостиной, где она собралась вызывать духов, проживавших у Таины. Духов, бывших свидетелями того, как Таина забеременела. Эти-то духи и должны поведать ей, как все случилось.

Пета Понсе приблизилась к дивану, на котором сидела Таина, и помогла ее беременному телу подняться. Пета Понсе ласково улыбалась Таине и добрым голосом шептала, чтобы та не боялась.

Она объяснила Таине, что духи, mi bella[139], обитают рядом с нами. Парят над нашими телами, когда мы спим, ¿tú sabes?[140] Потом Пета Понсе взяла Таину за руку, как малыша, который учится ходить, обе женщины ушли в спальню Таины, и espiritista закрыла дверь.

Я услышал бормотание, шепоты, мягкий голос приказал Таине показать всю одежду, украшения, лекарства, тампоны. Все, что espiritista требовалось взять в руки, потому что духи оставляют после себя следы. Духи трогают наши вещи, носят нашу одежду и нюхают наши выделения, когда нас нет рядом. Они согревают руки над нашими погруженными в сон телами, словно у костра, чтобы вспомнить, как сами были существом из плоти и крови. Но верно и обратное: мы кажемся духам прозрачными и матовыми, и иногда они нуждаются в том, чтобы мы направили их.

Когда Таина и Пета Понсе вернулись в гостиную, на Таине была та самая рубашка, в которой я ее уже видел. Наверное, в этой рубашке она спала в ту ночь, когда обнаружила, что беременна. Держа Таину за руку, espiritista провела ее по всей квартире. Пета Понсе, не переставая быстро читать короткие молитвы, обнюхала каждый угол и потрогала стены и пол, после