— А я? Какое место я занимаю в твоей человеческой энциклопедии?

— Ты-то? Ты мужик, настоящий, который ничего не боится. Крутышка с бицепсами. Только уж больно у тебя сердце нараспашку. Вот оно и подставляется всем ветрам, а потом болит. Но вообще-то получится как с пятками летом — в конце концов они дубеют. В один прекрасный день тебе уже не больно, можешь шагать по камням, и сердцу хоть бы хны.

— Попроси ты Мари-Луизу, чтобы она тебе его починила раз и навсегда, этот твой пуховик. Она же была швеей.

— Думаешь, она согласится?

— Думаю, она будет в восторге.

— Ты когда уезжаешь?

— Хочешь предупредить Гийома?

— Ну, и это тоже. И чтобы знать, будешь ты ужинать или нет. Мальцы тоже готовят, ты в курсе?

— Сейчас уже шесть, куда я попрусь на ночь глядя. Прошлой ночью у нас было несколько выездов. Мне нужно отдохнуть перед дорогой, и потом, приехать в полночь — что мне это даст? Не буду ж я звонить среди ночи в дверь того рыбака. Посплю здесь, а рано утром поеду.

С помощью мыла молнию удается починить, я иду за ниткой с иголкой, чтобы сохранить достаточно перышек в пуховике, который, я уверен, не отправится на заслуженный отдых, пока Ванесса окончательно из него не вырастет, а значит, еще через несколько лет.

— Ты ж ее любишь, эту девицу, верно?

— Не знаю…

— Врун!

— А что, так заметно?

— Ну еще бы! Расслабься, это в кайф, знаешь?

— Знаю.

— Я получила 17 по математике. И 18 по естествознанию на предварительном экзамене.

— Вот это точно в кайф.

— Не знаю…

— Врунья!

— Да, это в кайф. Ладно, иди спать, тебе завтра в дорогу.

«Анти-сюр-Леман: 10 километров».

Цель все ближе. В конечном счете я решила сойти с поезда в Бург-ан-Бресс, чтобы срезать путь на машине. Типчик в агентстве по аренде машин не захотел принять наличные из-за проблем со страховкой. Я сказала, что потеряла кредитную карту. Пришлось долго его убеждать, заверяя, что дело срочное и мне очень важно заполучить эту машину. Пришлось даже присесть на несколько секунд, держась за живот, чтобы он наконец согласился. И мне не пришлось особо притворяться — живот действительно свело от сильного сокращения матки.

Я проложила маршрут по встроенной GPS и дальше просто следовала указаниям. Сойдя с поезда, я прослушала сообщения на телефоне — в дороге я не слышала, как он звонил, проспав большую часть пути после «танца сперматозоидов» на стекле. В любом случае я не стала бы отвечать. Я решила не отвечать. Не сейчас.

Лоран. Три сообщения. Он в ярости, в холодной ярости, голоса не повышает, но угрожает, требует, чтобы я немедленно вернулась, говорит, что я уже не девочка-подросток и хватит ломать комедию.

Вот уж верно!

Иветта, наша домработница, удивляется, что меня нет дома, как мы договаривались. Я немедленно ей перезваниваю, всего на несколько слов, и прошу забрать к себе Лизетту, мою кошечку, потому что меня не будет несколько дней, а мы обе прекрасно знаем, что Лоран ею заниматься не станет. Он способен оставить ее умирать, а то и убить, как в «Опасных связях». Он не выносит кошек. И эту не хотел. Но тут я не уступила. Один из редких случаев, когда я не уступила. У меня всегда были кошки, их мурлыканье мне необходимо, оно придает мне сил. И мне необходимо воочию видеть их независимость, чтобы не отречься от своей собственной.

Но этого оказалось недостаточно.

Я отреклась от своей свободы. Но я чувствую, что она возвращается. Я чувствую, как она вздымается с мощью огромной волны, — я, которая едва барахталась в жизни, только чтобы не потонуть. Гигантский вал поднял меня, опрокинул, ударил о скалу — я могла и погибнуть, но раз уж еще жива, то доплыву до берега и ускользну от акулы. Запах крови возбудил ее. Это запах моей уязвимости возбуждал ее на протяжении многих лет.

Ромео: одно, но длинное сообщение — говорит, что беспокоится за меня, спрашивает, где я, говорит, что его тронуло мое письмо, просит поберечь себя и добавляет, что все время думает о Селестине. Слезы опять текут по щекам, когда я слышу, как он произносит ее имя. Его мысли о ней делают ощутимым ее присутствие в мире, а особенно — ее отсутствие.

Малу говорит, что любит меня.

Я стираю сообщения и отключаю телефон. Мне нужна тишина. Я сказала Иветте, что со мной все в порядке и она не должна беспокоиться. А главное — чтобы она позаботилась о Лизетте.

На въезде в деревню я ощущаю странное умиротворение с долей возбуждения. Перед глазами проходит все, что наша компания вытворяла на поляне за церковью, вечера, когда мы, подростки, собирались покурить и выпить на маленьком каменистом пляже. Как мы целовались с Александром на лодке посреди озера. Походы с Бабеттой в горы.

Я вспоминаю все простые и вроде бы незначительные истории, которые тем не менее навсегда отпечатались в памяти, потому что случились они в переломный момент жизни, когда начинаешь понимать, что значит существовать самой и для себя, и когда смутно вырисовывается будущее — тревожное, пугающее, но такое притягательное.

Александр — настоящий друг. Когда мы впервые встретились, то сразу почувствовали, что между нами возникнет нечто сильное и, возможно, свяжет нас надолго. Хватило одного проведенного вместе лета, чтобы понять это. Нам было тринадцать — возраст обещаний на всю жизнь, которые длятся не больше сезона. Но что-то дрогнуло в сердце, блеснуло в глазах, и в клятвах зазвучала уверенность. Мы виделись каждое лето. Пусть и случались кровосмесительные моменты, он все равно оставался для меня братом. Сын, внук и правнук озерных рыбаков, он, естественно, пошел по тому же пути. Мы не прервали связь и после того, как я перестала приезжать в Верхнюю Савойю. Все стало немного по-другому, но я знала, что занимаю прежнее место в его мыслях. И обратное тоже верно. Очень успокаивающее «обратное». Знать, что где-то есть кто-то, думающий о вас, в сердце которого вам всегда отведен уголок, и вы всегда можете там укрыться, в тепле и безопасности — это как мягкое одеяло, которое обволакивает вас, спасая от холода.

С Лораном я не чувствовала себя защищенной. Когда он вошел в мою жизнь, я потеряла всех своих друзей, одного за другим — или потому, что они ему не нравились, или потому, что он не оставлял мне никакой возможности поддерживать дружеские отношения. Это не я их потеряла, это Лоран у меня их отнял!

Четыре года я не посылала Александру ни единой весточки. Пару раз он попытался мне позвонить, но однажды нарвался на Лорана, который велел оставить меня в покое, ведь мы теперь вращаемся в разных кругах, и лучше б ему заняться своей рыбой, потому что русалочка отныне принадлежит другому, который может позволить себе яхту, и куда там бедной рыбачьей лодчонке, сами понимаете…