Он сверкает на меня глазами.

— В теле. Не моё дело вызнавать неприятные подробности. Ты знаешь, что это за болезнь?

Я закатываю глаза и про себя проговариваю пару нехороших фраз.

— При таком расплывчатом описании это может быть пара сотен разных болезней. Мне надо знать точнее!

Он поджимает губы, а Алтонгирел сверлит меня укоризненным взглядом.

— У него кружится голова, — наконец выдаёт Изинботор. Потом, резко понизив голос, добавляет: — И тошнит.

Я закрываю лицо растопыренной ладонью. Это безнадёжно.

— Пожалуй, я лучше позвоню нашему целителю и спрошу его. Может, он заметил какие-нибудь более характерные симптомы.

Я подхватываю Азамата, которому уже изрядно надоело ловить на себе косые неприязненные взгляды бывших знакомых и слушать перешёптывание незнакомых эстетов, мы раскланиваемся с Унгуцем и его внучкой, обещаем заходить в гости и принимать их у себя и смываемся.

От целителя, впрочем, удаётся добиться немного. Боли оказываются в животе, а плюс к этому ещё онемение мизинцев. В общем, похоже, что-то с анемией, вопрос что? Но пока я там не окажусь, ответа я не найду, так что паковать надо полный комплект всего и быстро, а то целитель говорит, что «он плох, очень плох».

Лететь решили с утра пораньше, потому что ночью по малознакомому маршруту Азамат меня везти не хочет. В итоге вставать приходится в бешеную рань, только-только солнце поднимается, а третья луна ещё на небе.

Мы грузимся в Азаматов унгуц. Как всегда с Алтошей, первая же простая операция приводит к скандалу. Он, видите ли, хочет лететь на переднем сиденье, а я, типа, женщина толстозадая, обязана располагаться на заднем, чтоб не мешать. А у самого, между прочим, когда сидит, коленки на метр в стороны разведены, и левая так и норовит в приборную панель ткнуть в неподходящий момент. В конце концов Азамат находит решающий довод:

— Ты на Орле сто раз был, а Лиза впервые. Дай ей в окно-то посмотреть!

— Можно подумать, она способна оценить пейзаж! — фыркает Алтоша.

— Я не только оценить способна, я ещё и камеру взяла, нащёлкаю видов, а потом вышью что-нибудь или сотку! И можешь обзавидоваться.

На этом его всё-таки удаётся запихать на заднее сиденье, хотя ворчать он не перестаёт ещё долго.

Щёлкаю я действительно много. Встающее солнце очень красиво отдельными бликами освещает горы, над которыми мы летим. Азамат знает перевал к югу от столицы, где совсем низко и нет всяких неприятных воздушных потоков и смерчей, которые почти всегда образуются над муданжскими горами. Вообще, место у столицы отличное: по земле можно только с одной стороны добраться, по воздуху — с двух. А всё остальное — только для альпинистов. Горы здесь старые, невысокие, но никакой транспорт всё равно не пройдёт, разве что парнокопытный.

Выбравшись с гор, мы некоторое время летим над степью, кое-где размеченной вспаханными полями. Здесь уже вымахала молодая трава — мы ведь летим на юг, а Ахмадхотский хребет хорошо экранирует эту местность от северного ветра, так что здесь значительно теплее, чем даже в незамерзающей столице. Потом пересекаем широкую и спокойную равнинную реку. Азамат говорит, что она впадает в Дол, и потому называется Тажилмирн, питающая река. На Муданге десять крупных рек, не считая бесконечного количества мелких, и эта явно из тех десяти.

Алтонгирел дремлет на заднем сиденье, но при малейшем изменении нашего положения в пространстве, подскакивает и принимается несколько сумбурно рассказывать Азамату, где какую впадину надо огибать, а где лучше снизиться.

А вот потом начинаются джунгли. Самый настоящий тропический лес, влажный и горячий, полный ярких красок и невероятных тварей. Широта, на которой находится пролив между материком и островом Орл — это примерно и есть экватор Муданга. Здесь довольно холмисто, а мы летим на одной и той же высоте, поэтому вопли птиц и прочих голосистых тварей становятся то громче, то тише. Азамат приоткрывает по бокам купол унгуца, так что можно высунуть голову и поглазеть. Я прямо вижу, как внизу по веткам скачут пёстрые птицы и мелкие обезьянки. Правда, когда к нам в салон залетает муха размером со скарабея, мой интерес к джунглям резко угасает. Муху мы выгоняем, а окно закрываем, тем более, что уже очень хочется включить кондюк, а то жарко.

Наконец через пять часов полёта, как раз в самую жару, мы начинаем снижаться.

— А я думала, Орл — это остров, — говорю. Мы же приземляемся на берег континента.

— Остров и есть, — отвечает Азамат. — Но через пролив летать очень плохо, там такие ямы… Даже в хорошую погоду есть риск плюхнуться в воду, а сегодня тут ветрено.

— Так мы дальше поплывём, что ли?

— Лучше. Мы поедем подводным монорельсом. Вон, видишь, станция?

На пологом берегу метрах в двухстах от кромки воды и правда стоит какой-то коровник с крышей, кажется, из пальмовых листьев или чего-то подобного.

Алтонгирел тут же реагирует на мою вытянувшуюся физиономию.

— А тебе, конечно, подавай всё прозрачное и блестящее, и чтобы у входа цветущие вишни? Нам такая показная роскошь не нужна, нам надо, чтобы функцию свою выполняло…

Я ставлю на землю свой чемодан, открываю верхний паз, достаю шприц и выразительно показываю Алтоше. Он сглатывает и затыкается. Я убираю шприц в нагрудный карман и похлопываю по нему ладошкой, дескать, гляди, я вооружена. На духовника действует отлично.

Меж тем Азамат заходит в здание станции и выходит оттуда, неся на плече моток каната с крюком на конце. Этот крюк он зацепляет за какое-то невидимое отверстие в хвосте нашего унгуца, после чего машет нам, чтобы шли за ним. Мы заходим внутрь сквозь широченные ворота, которые Азамат открывает на полную. Почти от самого входа на полу начинается извилистая резиновая дорожка, у противоположной стены на оси висит катушка, с которой тянется канат. Азамат отгоняет нас в сторонку, где у стены торчит панель управления. Он щёлкает рычажком, и катушка начинает неторопливо наматываться, подтягивая наш унгуц хвостом вперёд внутрь здания. Когда он весь оказывается на дорожке, Азамат выключает катушку и отцепляет крюк. Тогда Алтонгирел жмёт ещё какую-то кнопку, и дорожка начинает двигаться вместе с унгуцем и Азаматом. Мы присоединяемся. Таким макаром мы переезжаем в другой конец псевдокоровника, где по углам стоят два шкафа. Дверца одного отъезжает вниз до половины, и мужики перекладывают в него наш багаж, после чего он снова закрывается. Видимо, это лифт.

— Ничего не забыла в салоне? — спрашивает меня муж прежде чем нажать ещё на какую-то фигулину в стене. Я мотаю головой. Мы сходим с дорожки, а наш унгуц занимает почётное место в углу рядом с лифтом. Тут до меня доходит, что платформы вдоль стен — это места для транспорта. После этого мы грузимся во второй лифт и едем вниз.

У муданжцев, видимо, ненормальное пристрастие к прозрачным лифтам. Что на Гарнете, что здесь, пособие для начинающих геологов как на ладони.