Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спиртом лечится?
— В точку, — усмехнулся Арсений. — Сейчас в третьем участке другой следователь этого идиота терпит. Уже на стену лезет...
Глеб кинул потухший окурок в пустую урну.
— Уверен, что Ян не при делах?
— Обижаешь, Глеб. Абсолютно уверен. Мне про Фому многое рассказывали.
— А почему следователь не предпримет меры?
— Бюрократия. Фома в мэрию, как к себе домой ходит. Бумагу не жалеет. Припугнули уголовным делом, а воз и ныне там...
— Ясно. У тебя есть их телефоны?
— А как же? В старой записной книжке. С собой вожу. Не просто так бардачок занимает.
— Отлично. Принеси.
— На черта такие карусели, Глеб? Просто попроси Коробченкова и все.
— Как ты будешь относится к полицейским, которые позволяют Фоме портить тебе жизнь. Не сомневаюсь, что почтовый ящик Яна пухнет от писем. Думаешь, он примет меня со всем гостеприимством?
—Твоя правда, — согласился Арсений, подходя к своей машине. Он открыл переднюю пассажирскую дверь и наполовину залез в салон.
— Сам езжай в участок к следователю. Пусть он напишет очередное отказное. После моего звонка отправь на адрес Коробченкову.
— Бери... — Арсений отдал потрепанную записную книжку, закрывая машину. — Ладно. Я пока не могу. Здесь обыска, как сам видишь.
— Подпиши протокол, а эксперты заключение нам в управление скинут...
— А куда мне потом?
— Домой.
— Может, с тобой прокатиться? Или патрулировать улицы?
— Зачем? — спросил Глеб, доставая ключи из кармана. — Езжай к семье.
— Но работа...
— Послушай, — Глеб остановился на полпути к «Дуксмобилю». — Постовые знают каждую улочку в городе. Все службы работают. Никуда беглец не денется, как и служанка. А включать трудоголизм не стоит. Трудоголизм — это всего лишь имитация бурной деятельности. Ты патрульный?
— Нет. Сыщик из «Млечного», — глупо улыбнулся Арсений.
— Вот и соответствуй. Договорились?
— Я тебя понял.
— Если их поймают, то сообщат. Полицейские без нас проверили все возможные места, в которых преступники могут прятаться. К тому же ориентировки даны. Нас с тобой не хватит, если мы будем круги по Мологе наворачивать из-за иголки в стоге сена...
— Я поехал, — кивнул Арсений. — Постараюсь решить вопрос.
— Вот и отлично. Где здесь таксофоны?
— Около заправки. Езжай прямо.
Глеб доехал до телефонной будки и терпеливо подождал, пока девушка вдоволь наговорится со своей подругой по телефону. Ей понадобилось четверть часа, чтобы обсудить с собеседницей свои отношения.
— Здравствуйте! Фома Буераков? — спросил Глеб, спустя минуту после того, как набрал номер нужного телефона. — Вас беспокоит Глеб Холодов из «Млечного». Нам поступило обращение в возбуждении уголовного дела.
В ответ послышался елейный хриплый голос мужчины.
— Вечер добрый, полицейский. Да! Я подавал заявление и жду, когда этого гада упекут в тюрягу. Он мне челюсть свернул, а вы его покрываете...
— Ты чего орешь?
— Что?
— Ты глухой? — твердо произнес Глеб. — Ты тогда бутылку пива зачем украл?
— Когда? — опешил Фома. — Как вы смеете так разговаривать?
— Я тебя спрашиваю...
— Не помню.
А я вот думаю, что ты просто охамел. Свидетели были, когда Коробченков с тобой ругался? — спросил Глеб на повышенных тонах.
— Ну, были. И что?
— Сколько ты заявлений накатал?
— Много. А можно мне другого следователя? Не привык общаться с такими хамами.
— Нет. Нельзя, — отрезал Глеб. — Я из «Млечного». Дальше писать некуда. Только в прокуратуру. И их ты уже успел осчастливить...
— Он мне челюсть сломал, понимаете?! Челюсть! А вы глумитесь!
— Я только вижу, что некий Фома Буераков бездоказательно пытается привлечь к ответственности соседа за замечание.
— Но...
— Слушай меня внимательно. Если по этому делу твоя деревянная голова додумается меня тревожить или любого полицейского в округе, то я каждый день буду вызывать тебя с повесткой в управление.
— Не имеете право!
— Ты о своих правах заговорил? Похвально. Но Коробченкова в этих же самых правах ущемляешь. Требуешь за свои проблемы с алкоголем деньги у гражданина, который посчитал нужным остановить вандализм во дворе? Так? Или нет?
— Нет...
— Ты сам хорош. Пиво украл. Буянил. Или думаешь, что сломанная челюсть по пьяни делает тебя неуязвимым? По поводу закона... Я могу пригласить свидетелей по делу о краже алкоголя. Этого хочешь? Допрос допустим только несколько часов в день. И вандализм тебе еще припомню. Повестка или свобода?
— Что?
— Выбор, — сказал Глеб. — Здесь и сейчас. И еще... Ты деньги у Коробченкова просил?
— Только пятьсот рублей, — выпалил Фома без зазрения совести.
— Попахивает мошенничеством.
— Как так?
— Наш разговор записывается, — солгал Глеб.
— Извините, господин полицейский. Я понял! Понял! — нервно заорал Фома, поняв, что лучше не спорить. — Я готов извиниться перед парнишкой.
— Лучшим извинением будет, если ты прекратишь транжирить время правоохранительных органов из-за своей глупости. Ты не понимаешь, что Коробченкова может вызывать следователь, который только приступил к своим обязанностям в третьем участке?
— Больше не буду... Простите... Усвоил... Слово мужика даю...
— На днях тебе придет бумага об отказе в возбуждении уголовного дела. Вижу, что ты умело пользуешься бюрократической проволочкой. Если хоть одно новое заявление появится у меня на столе по этому делу, то пеняй на себя. Я с тебя спрошу о мошенничестве, вандализме и краже. Надеюсь, что ты понял. Иначе...
— Больше этого не повториться, господин полицейский.
— Лучше не отказывайся от своих слов.
— А вы занимаетесь разбитыми дорогами? — уклончиво спросил Фома.
— Ты дурак?
— Все-все, господин полицейский. Можно я положу трубку? Доброго вечера.
Глеб скинул вызов.
— Дай мне сил, — взмолился он, закрывая глаза, чтобы сконцентрироваться на следующем важном разговоре.
Пришлось сделать пять звонков, прежде чем на той стороне телефонной трубки ему ответил старческий голос:
— Кто говорит?
— Здравствуйте. Вас беспокоит сыщик из «Млечного».
— Сколько можно? — разозлился старик. — Я уже посовещался с юристами, чтобы прищучить Буеракова. Мой сын ни в чем не виноват.
— Я хочу с ним лично поговорить.
— Его нет, — отчеканил старик. — Он ушел...
— Да будет вам, уважаемый, — парировал Глеб. — Я сыщик, а не следователь. Просто хотел бы обсудить с ним вопросы...
— Какие? — не