Трактор остановился, когда от дерева до ворот дома семьи Сяо осталось не больше двух десятков метров, оставив в земле большую рытвину, из которой торчало еще немало переломленных корней. С десяток ребятишек уже шныряли там в поисках личинок цикад.

– Следующим будет снос ворот дома семьи Сяо! – объявила тетушка в мегафон на батарейках.

Несколько человек отнесли Сяо Шанчуня в сторону, там ему стали массировать точку под носом и растирать грудь.

– Вниманию соседей Ван Цзиньшаня слева и справа, – ровным голосом продолжала тетушка. – Возвращайтесь в дома и забирайте ценные вещи, после сноса дома Сяо Шанчуня будем сносить ваши. Я понимаю, что это несправедливо, но малая справедливость должна подчиняться большой, а в чем заключается большая справедливость? В планировании рождаемости, в контроле численности населения. Я не боюсь прослыть злодейкой, всегда должны быть такие, кому приходится быть злодеями. Знаю, вы меня проклинаете и желаете после смерти попасть в ад! Коммунисты не верят в это, убежденные материалисты не знают страха! Даже если ад существует, я не боюсь! Если я не спущусь в ад, то кто же![70] Снимайте трос и переносите на ворота семьи Сяо!

Соседи тестя, как пчелиный рой, столпились у его ворот. Они стучали кулаками и ногами, швыряли во двор битую черепицу. А один притащил несколько охапок кукурузной соломы, поставил под карниз дома и заорал:

– Ван Цзиньшань, не выйдешь, дом подпалим!

Ворота наконец распахнулись, и показался не тесть и не теща, а моя жена. Волосы спутаны, вся в грязи, левая нога обута, правая босая, видно, только что из погреба.

– Тетушка, я пойду на операцию, хорошо? – сказала она, подойдя к тетушке.

– Я так и знала, что жена моего племянника человек понимающий! – улыбнулась та.

– Тетушка, я правда преклоняюсь перед тобой, – сказала моя жена. – Будь ты мужчиной, могла бы армиями командовать!

– Ты тоже, – отвечала тетушка. – Когда ты в тот год решительно расторгла брачный контракт с семьей Сяо, я и увидела в тебе великую женщину.

– Жэньмэй, – сказал я, – я был несправедлив к тебе.

– Дай глянуть на твою руку, Сяо Пао.

Я поднес руку к ее лицу, не понимая, что она такое задумала.

Схватив ее, она свирепо впилась в запястье.

Я руки не вырвал.

На запястье остались две глубокие полоски от зубов, выступила черная кровь.

Она сплюнула слюну и твердо заявила:

– Ты допустил, чтобы пролилась моя кровь, а я пустила немного твоей.

Я поднес ей другое запястье.

Она его оттолкнула:

– Не буду больше кусать! Псиной воняет!

Очнувшийся Сяо Шанчунь по-бабски хлопал ладонями по земле и голосил:

– Ван Жэньмэй, Вань Сяо Пао, вы должны мне за дерево возместить… возместить за мое дерево…

– Тьфу! Возместим, жди больше! – плюнула моя жена. – Твой сын меня за грудь лапал, в губы целовал! Это дерево, считай, плата за ущерб моей юности!

– Угу! Угу! Угу! – Это подростки из толпы криками и аплодисментами выразили восхищение ее эффектными словами.

– Жэньмэй! – задыхаясь от злости, воскликнул я.

– Ну чего шумишь? – высунула голову из тетушкиной машины жена. – Через одежду же лапал!

Приехала Ян, председатель комитета по планированию рождаемости нашей части. Она была дочерью высокопоставленного армейского начальника. Я давно слышал о ней, но видел впервые.

Руководители коммуны пригласили ее на банкет, а она предложила, чтобы на нем присутствовали и мы с Ван Жэньмэй.

Тетушка дала Ван Жэньмэй пару своих кожаных туфель.

Банкет устроили в отдельном зале управленческой столовой коммуны.

– Сяо Пао, я, пожалуй, не пойду, боязно встречаться с таким большим чиновником, – сказала Ван Жэньмэй. – К тому же не ахти какое дело, чтобы столько шума разводить.

– Чего бояться-то? – усмехнулась тетушка. – У еще более высоких чиновников тоже по носу и по два глаза.

Когда рассаживались, Ян посадила меня с Ван Жэньмэй по обе стороны от себя. Она пожала Ван Жэньмэй руку и тепло сказала:

– От имени армии спасибо тебе, товарищ Ван!

– Я совершила ошибку, хлопот вам доставила, – растрогалась Ван Жэньмэй.

Я опасался, что Ван Жэньмэй ляпнет что-нибудь неподобающее, но когда увидел, что она ведет себя так учтиво, у меня камень с души свалился.

– У жены моего племянника сознательность очень высокая, забеременела она по неосторожности, сама пришла ко мне на аборт, но из-за того, что состояние здоровья не позволяло, дотянули до сих пор.

– Хочу покритиковать тебя, братец Вань, – сказала Ян. – Вы, мужчины, беспечно к этому относитесь, все на авось надеетесь!

Я согласно кивал.

Со стопкой в руке встал партсекретарь коммуны:

– Большое спасибо председателю Ян за то, что при своей занятости она приехала с проверкой, чтобы дать нам указания!

– Я ваши места хорошо знаю, – сказала Ян. – Мой отец здесь партизанил, а во время сражения при Цзяохэ его командный пункт располагался как раз в этой деревне, поэтому, приехав сюда, я чувствую себя как дома.

– Вот уж великая радость для нас, – обрадовался партсекретарь. – Просим председателя Ян по возвращении передать уважаемому начальнику весточку, мы надеемся, что почтенный старец сможет приехать к нам посмотреть, что и как.

Тут поднялась тетушка:

– За вас, председатель Ян!

– Председатель Вань – дочь героя войны, – сказал партсекретарь, – с самых ранних лет вместе с отцом принимала участие в революционной борьбе.

– Председатель Ян, нас двоих еще кое-что связывает, – добавила тетушка. – Мой отец был начальником Сихайского госпиталя Восьмой армии, учеником Бэтьюна, именно он вылечил замкомандующего Яна, когда его ранило в ногу!

– Да что ты говоришь? – встала обрадованная Ян. – Отец в последнее время пишет воспоминания, где упоминает про некоего врача Вань Люфу.

– Это мой отец и есть, – подтвердила тетушка. – После его гибели мы с матерью прожили два года в освобожденном районе Цзяодун, и я там играла вместе с одной девочкой, которую звали Ян Синь…

Взволнованная до слез, Ян схватила тетушку за руку:

– Вань Синь ты правда Вань Синь?

– Вань Синь, Ян Синь – два красных сердца[71] – это не председатель Чжун так говорил?