– Кто тебя этому научил?

– Деда, – Тимка ответил сразу, не задумываясь.

«Ох, это ж каким мастером его дед был! Разрази того секача нелегкая! Ведь собиралась же велеть Стерву подстрелить его, от беды, да так и не сподобилась… Эх-х, что уж теперь… Хорошо хоть внука спасли. Если его к делу приставить, то и из него толк выйдет…»

– Я слышала, дед тоже христианином был? – перекрестилась Анна. – Царствие ему небесное… Еще чему-то научил? Или только сережки чинить можешь?

– Учил, – кивнул Тимка, не отводя глаз от боярыни. – И сам делать могу, если есть из чего… – подумал и добавил, – чинить даже сложнее, самому делать – проще…

Мальчишка отвечал без лишней робости, с готовностью, видно, очень хотел понравиться.

– Ладно, – Анна повернулась к дочери. – Раз уж тебе Тимофей помог, так и ты хозяйкой себя покажи. Отведи его в трапезную, скажи дневальному, чтоб накормили. Потом в лазарет, к Юлии своди… Ну а потом, коли наставник Макар освободится, так он в Ратное Тимофея повезет, а нет, так пусть при кузне пока побудет. Кузьма, присмотришь? Заодно дай ему чего-нибудь сделать… Пусть покажет, что еще умеет.

Елька радостно кивнула, уверенная, что вопрос с сережками на этом исчерпан, и дернулась было выполнять материнское распоряжение, но Анна не собиралась спускать ей провинность.

– А потом, доченька, ко мне зайди. Да Анюту с собой захвати… Сережки-то ей вернуть надобно.

Анна вышла из кузни и уже при солнечном свете, не удержавшись, снова принялась разглядывать украшения.

«Надо же! Ведь и впрямь, не узнаешь! Как червленое серебро на выпуклом рисунке заиграло! А дел-то, похоже, всего ничего, если такой малец играючи справился. И ведь не просто делал – других учил! Вон как у Кузьмы глаза горели, да и помощники его не зевали… Значит, и других тоже сможет научить? Думай, боярыня, где людей ещё и для этого дела искать!

Сережки – мелочь, наверняка он и еще что-то умеет. Расспросить его, что для работы надобно, сколько учеников к нему приставить и как скоро он их выучит. Мне же девок в Туров скоро везти. Подарки подарками, княгине там, её ближницам – это само собой. Но если матери женихов ТАКОЕ на моих девчонках увидят… Да в придачу к кружевам! У-у-у, что будет!

…Анька, цыц! Охолони! Шкура у медведя, конечно, добрая, но делить её, пока он в лесу… Для начала проследи, чтобы Макар мальчонку в Ратном не оставлял. Выспросит у него староста, что ему потребно, похоронит деда – и назад.

А работу его я потом сама Лавру покажу, иначе хрен его обратно дождусь, Лавр в него клещом вцепится, даже если сам про такое мастерство и слышал. Только ведь наверняка нет, иначе бы хоть словом да обмолвился, когда украшения для ратнинских колодцев ковал да хвастался, что еще и не так может.

Да и не для Лавра тут работа, хоть он и мастер, слов нет, – для златокузнеца. Ладно, Кузька все, что ему для работы потребно, выдаст, пусть Тимка себя покажет, а мы посмотрим. Кузнечик… Назвали же!»

Мечтать о будущей поездке в Туров и о том, как она поразит обитательниц стольного города невиданными украшениями, боярыня не собиралась. Что толку в мечтах? Такие вещи надо просчитывать, и весьма тщательно. А планировать, имея пока на руках всего лишь пару преображенных сережек, бессмысленно, посему, убрав украшения в кошель на поясе, Анна заспешила по делам и вспомнила про них только тогда, когда ближе к обеду к ней в горницу, постучавшись, вошла понурая Елька. Следом за младшей сестрой шествовала сердитая Анька.

Едва прикрыв за собой дверь, старшая дочь, явно чувствуя себя пострадавшей, а не обвиняемой, попыталась разразиться жалобами:

– Мам! Да что ж такое делается! Она мои сережки без спроса…

– Тихо, доченька, тихо! Целы твои сережки, – мать заговорила ласково, но Анюта, хорошо изучившая ее интонации, почувствовала неладное и насторожилась. Правда, тон сбавила, но вот обвинения при себе оставить не догадалась.

– Ну так без спроса же!

– Без спроса – это нехорошо, – согласилась Анна, – тут ты права. А вот в чем ты НЕ права, ты мне сама скажешь.

– Я?! – такого подвоха Анька явно не ожидала. – Да я-то тут при чем? Это она…

– С твоей сестрой разговор будет отдельный. С твоей сестрой, – с нажимом повторила Анна. – Вот и объясни мне, почему твоя сестра… младшая сестра с пустяшной просьбой боится к тебе подойти.

– Ничего себе – пустяшная!

– Выходит, тебе серебряная безделка дороже кровного родства, так?

– Мам, ну что ты сразу… – осадила назад девчонка.

– Так мне серебро главного не застит. А ты по жадности даже в таком пустяке свою собственную выгоду проглядела.

– Да какая с нее выгода! – покосившись на насупившуюся сестру, буркнула Анька. – Расстройство одно! Взяла, сломала… Да еще отдала чинить какому-то… Кузнечику… А у меня их всего-то две пары…

«Господи, как же я ее проглядела-то? И ведь такое не выбьешь, она САМА понять должна…»

– Вот-вот. Твоих две. А не держалась бы ты так за свое, не жадничала, вспомнила бы, что у тебя сестры есть, да предложила бы им поменяться… Сколько у вас тех сережек?

– По две пары… Ты же сама нам весной привезла…

– Опять неправильно, Анюта. Ты считаешь по отдельности, а я спрашиваю, сколько у вас вместе.

– Ой, шесть получается… – глаза Аньки загорелись, но тут же погасли. – Только они не дадут…

– Ты уверена?

– Анют, да ты только скажи, мне не жалко, – вмешалась посветлевшая Елька. – И у Машки тоже красивые… Мы же хоть каждый день меняться можем!

– И не только сережками!

«Ну, слава тебе, Господи, дошло!»

– И не только украшениями, – поправила Анна. – Я же не зря про кровное родство тебе напомнила. Вас пятеро – вот это богатство! У меня вон всего один брат, и то… Вы не знаете, а ведь это Никеша помог, когда мы несколько лет назад чуть по миру не пошли. Денег я у него не брала, дед ваш не простил бы, но за украшения он мне тогда хорошую цену дал, а то, что нам требовалось, за бесценок привозил. Не из жадности купеческой, а чтобы гордость лисовиновскую не топтать. Впрочем, если бы совсем край, и деньги бы взяла, и любую другую помощь, лишь бы семью из нищеты вытащить. Не пришлось, отвела Пресвятая Богородица беду, но если бы не братняя помощь, что бы с нами сталось – даже думать не хочется.

А сейчас Никеша мне своих сыновей доверил, знает, присмотрю за ними, как за своими. И это нас всего двое! А вас – пятеро! Сила-то какая, если вместе! Мы с дедом не вечные, рано или поздно вы без нас останетесь. Да вы у меня и впятером горы своротить способны, если загоритесь – посмотрите, какой воз Мишаня тянет! А у вас еще и двоюродные есть, и крестные братья… А ты – сережки…

– А что сережки? – обиделась вдруг Елька. – Мам, она же не видела, что Тимка с ними сделал! Покажи ей!