Дело, пожалуй, в том, что мне отчаянно хочется выбраться из родительского дома в Линфилде, и желание это не ослабевает даже несмотря на то, что за последний год я очень много путешествовала. Я уже какое-то время подыскивала себе квартиру в других городах, искала работу официанткой или барменом, где можно было бы вкалывать как проклятой, а потом брать пару недель отпуска и отправляться в путешествия.

Мне, конечно, нравилось проводить время с родителями, но одно только пребывание в Линфилде вызывало у меня клаустрофобию. Словно пригород затягивался вокруг меня прочной сетью, из которой я никак не могла вырваться.

Я то и дело сталкивалась со своими школьными учителями, и они, разумеется, спрашивали, как я поживаю и чем занимаюсь, и рот их осуждающе кривился, когда я отвечала.

Когда я видела бывших одноклассников – и тех, кто травил меня, и тех, кто был ко мне дружелюбен, – я старалась спрятаться, чтобы меня не заметили. Работала я в дорогом баре в сорока минутах езды к югу, в Цинциннати. Как-то раз в него зашел Джейсон Стэнли, сверкая белоснежной улыбкой и одетый как офисный клерк, и тогда я убежала в туалет и сидела там. Начальнице потом сказала, что меня тошнило.

Она еще несколько недель таким голосом спрашивала меня, как я себя чувствую, что стало ясно – она решила, будто я беременна.

Беременной я не была. Мы с Джулианом в этом вопросе очень осторожны. Ладно, я в этом вопросе очень осторожна – Джулиан в целом не самый осторожный человек на свете. Он из того типа людей, которые всегда отвечают миру «да», и не важно, что именно мир у них спрашивает. Когда он заходил ко мне на работу, то всегда допивал напитки, оставленные посетителями на стойке бара. Еще он хотя бы по разу пробовал большинство наркотиков, включая героин. Он всегда готов съездить со мной на выходные в ущелье Ред-Ривер или в Хокинг-Хиллс. Также он не против более длительных поездок в Нью-Йорк на ночном автобусе – всего шестьдесят долларов за билет туда и обратно, но обычно туалет в салоне не предусмотрен. График у Джулиана такой же гибкий, как и у меня – он тоже бросил колледж, правда, в его случае это был Университет Цинциннати, и продержался он там всего год.

Изучал он архитектуру, но всегда хотел работать художником. Свои картины он продает прямо на улице, а живет с тремя другими художниками в древнем доме белого цвета, который всегда напоминал мне о Баке, с которым мы повстречались в Тофино. Мы частенько сидели на крыльце их дома – кто-то курил травку, кто-то – гвоздичные сигареты, все делились своими мечтами и надеждами. Иногда, когда я выпивала слишком много пива, это вызывало у меня такое чувство ностальгии, что я начинала плакать. Чего в этой эмоции было больше – печали или радости, понять я не могу до сих пор.

Джулиан худой, словно грабли, щеки у него впалые, а глаза такие внимательные, что у меня всегда создавалось ощущение, что он видит меня насквозь. Когда мы впервые поцеловались – случилось это возле его любимого бара, удивительно грязного места в центре города, соседствующего с мастерской по ремонту мотоциклов, – он внимательно посмотрел на меня и сообщил, что никогда в жизни не захочет жениться или заводить детей.

– Ничего страшного, – сказала я ему тогда. – Я за тебя замуж тоже выходить не хочу.

Он хрипло рассмеялся и снова впился в меня поцелуем.

У поцелуев Джулиана всегда был вкус сигарет и пива. Когда он увлекался работой (обычно Джулиан писал свои картины на старом складе, стоящем на краю города), то настолько забывал обо всем на свете, что не прерывался даже на еду и воду. Настроение у него после этого обычно было весьма скверное, но длилось это недолго – стоило ему перекусить, как он снова превращался в моего милого, чувственного парня, который так страстно целовал меня и так нежно касался моего тела, что я периодически ловила себя на мысли: «Наверное, мы бы прекрасно смотрелись на эротических фотографиях».

Я даже как-то подумывала ему об этом сказать, спросить, не хочет ли он поставить фотоаппарат и сделать несколько фотографий. Правда, мне немедленно стало очень стыдно, что эта мысль вообще пришла мне в голову, и я ни словом об этом не обмолвилась.

Джулиан был вторым парнем, с которым я когда-либо спала. Он об этом, правда, не знал – он никогда и не спрашивал. Первый, кстати, до сих пор иногда приходил в мой бар и немножко флиртовал со мной по привычке, но мы оба знали – какое бы странное влечение мы ни испытывали друг к другу, оно быстро сошло на нет после того, как мы два раза по-быстрому переспали. Это были довольно неловкие два раза, но в целом все прошло сносно. В целом я была рада, что Джулиан никогда не интересовался моим прошлым – скорее всего, он бы побоялся даже близко ко мне подходить, если бы узнал, насколько я неопытна. Он бы испугался, что я слишком к нему привяжусь, и, наверное, я правда слишком к нему привязалась, но и он тоже был ко мне привязан, так что на данный момент мы проводили все свободное время вместе и ничуть от этого не страдали.

Джулиан видел Алекса трижды. В первый раз они встретились в моем баре, когда Алекс приехал домой на рождественские каникулы, второй раз был уже в любимом баре Джулиана во время весенних каникул, а третий раз был совсем недавно – когда мы завтракали в кафе перед тем, как отправиться в нашу поездку.

Очевидно, что Джулиан был об Алексе невысокого мнения, что несколько меня расстраивало. Я подозревала, что Алекс точно так же презирает Джулиана в ответ, что, в общем-то, не то чтобы было большой неожиданностью.

Алекс считал Джулиана безрассудным и неосторожным. Ему не нравилось, что тот вечно опаздывал, что периодически он то пропадал куда-то на целые дни, то мы неделями не расставались ни на минуту, что он так и не познакомился с моими родителями, хотя мы и жили в одном городе.

– Все нормально, – заверила я Алекса несколько дней назад, когда он поделился со мной своими соображениями во время перелета в Сан-Франциско. – Меня все устраивает.

Да я даже не хотела, чтобы он знакомился с моей семьей.

– Просто он даже не понимает, как ему повезло, – сказал Алекс.

– Ты о чем?