Свободный как ветер и сам себе господин. Он любил одиночество, так как в этом замечательном состоянии ему меньше всего капали на мозги. А точнее говоря – никто. Но у шефа опять именно в этот момент, и, конечно же, именно для Муни накопилась порядочная стопка очередного дерьма, которое не удалось бы разгрести даже до воскрешения матери Терезы. Муни отчаянно врубал вежливость, но все-таки снова не удержался и в конечном итоге честно подметил тот факт, что некоторые части тела Джея имели неосторожность курьезно поменяться местами. Он всегда говорил людям правду, так как происходил из американо-итальянской семьи, пропитавшейся католичеством до мозга костей. В той части клоаки под названием Бронкс, в которой ему посчастливилось оказаться, ненавидели стукачей. А еще потому, что просто обожал кого-нибудь позлить. Ну а кто любит правду?

Выдернув прикуриватель, Френк засмолил «Лаки страйк» и, выдохнув струю сизого дыма в открытое окно машины (в салоне неприятно попахивало бензином, от чего периодически ныло в висках), без слов подпел разошедшимся в магнитоле Джарвису и Манкимену.

Муни был невысокий, крепко сбитый человек лет тридцати двух, с короткой стрижкой темных волос и жесткими чертами лица, вечно опущенные уголки губ которого и хитрый прищур делали его похожим на Де Ниро. Скула еще продолжала ныть, после разговора с начальником, но даже это не могло испортить игривое настроение одиночки, гнавшего автомобиль по асфальтовому серпантину трассы типа «фарм-ту-маркет»[3]в сторону национального леса Шоуни и небольшого городка Эльдорадо, в штате Иллинойс. Даже Моника не смогла на этот раз его урезонить (да она особо и не старалась, учитывая тот факт, что о побеге Муни смолчал), и чего он вчера вспылил. Надо бы ей перезвонить.

Держи хвост пистолетом, старина. Неделя. Целая неделя отпуска. Ни криков, ни проблем, ни прочего геморроя, от которого уже порядочно ломило голову. Только ты и рыбалка. Ящик пива, отличные снасти, что еще нужно одинокому копу, чтобы как следует скоротать время. И, черт возьми, он скорее сжует свой жетон, чем позволит втянуть себя в какую-нибудь очередную липу.

Дудки! Френк Муни на целую неделю саданул на другую планету. Seek fistola[4], как говорили у него на родине. Муни скосился на бардачок, в котором постукивала кобура с табельным пистолетом «смит-вессон 439». Береженого Бог бережет. Он всегда держал ухо востро, и только благодаря этому его голова до сих пор находилась там, где ей и полагалось, на плечах. Но сейчас все-таки можно немного расслабиться и оставить заботы за бортом.

Человек на старом велосипеде и с брезентовым рюкзаком армейского типа за спиной попался ему через пару километров вверх по дороге. Скучающий по однообразному пейзажу за окном, цепкий взгляд полицейского даже на расстоянии и со спины, из нескольких деталей сразу сформировал портрет. Средних лет, сутуловат. Раздувающийся брезентовый плащ, под полами которого ритмично мелькали крутящие педали ноги в высоких испачканных чем-то ржавым резиновых сапогах (хромает на левую ногу, потому что крутит педаль только носком сапога, не наступая всей подошвой), широкополая шляпа.

«Вот они, странствующие ковбои восьмидесятых. Может, подбросить?» – обгоняя наездника, думал Муни, но вовремя вспомнил, что багажник полностью занят лодкой и будет некуда пристроить велосипед. С другой стороны, это первый человек, попавшийся ему за несколько миль, не считая плетущегося лесовоза и ковбоя на рекламной растяжке, словно на родео оседлавшего бутылку пива «Coor’s».

Френк чуть повернул руль, обгоняя попутчика, и бросил на него взгляд, пока тот проплывал за окном пассажирского сиденья, стараясь разглядеть лицо, скрытое высоким воротником плаща. А может, это рыбак? И одет подобающе. Но где тогда удочка? Складная? Муни неожиданно охватил ревностно-спортивный азарт рыболова, при виде возможного конкурента. Что его могут опередить и выловить всю рыбу прямо у него под носом. Отличный настрой, старина! Усмехнувшись, он снова нашарил на торпеде замусоленную пачку сигарет и посмотрел на велосипедиста в зеркало заднего вида, который, все уменьшаясь, скоро скрылся за очередным поворотом лесистой дороги.

– Извини, брат, – прикуривая, пробормотал он, заметив показавшийся из-за встречного поворота указатель: «Лачуга у Чака. Пиво, сосиски, бензин. 5 км».

Муни посмотрел на сместившуюся еще чуть ниже стрелку датчика уровня топлива и почувствовал, как заныл голодный желудок.

– Да старушка, пора закусить.

А заодно и размять кости. В конце концов и от монотонной езды с одинаковым пейзажем за окном рано или поздно начинаешь уставать. «Лачугой» оказался раскинутый на придорожной поляне широкий огромный шатер, стилизованный под цветастый индейский вигвам, внутри которого обнаружился целый мини-маркет. Так же имелось несколько деревянных столов для пикника под открытым небом, с сиденьями в виде отесанных пней и небольшая бензоколонка под навесом, в тени за которой ютился одинокий фермерский грузовичок бежевого цвета. Заглушив мотор, Муни выбрался из машины и первым делом направился к телефонному аппарату на придорожном телеграфном столбе. Опустив монету, нащелкал знакомый номер, и некоторое время ждал, бегло скользнув по наклеенной на столбе черно-белой распечатке с изображением большеглазого детского личика с длинными волосами и подписью «Вы меня видели?», под которой значился контактный телефон с местным кодом округа, и еще один, чуть ниже приписанный от руки и помеченный как «Шериф. Звонить в любое время суток».

– Алло… Мо? Моника? – оживился Муни, когда на другом конце что-то клацнуло, а затем сработал автоответчик, тоненьким девичьим голоском доложивший, что никого нет дома. – Это я, Френк. Слушай, у нас вчера как-то не очень хорошо получилось. Короче, тот парень… В общем, извини, я напылил не по делу, ну ты же меня знаешь. Я ведь тебя люблю, поэтому так и реагирую. Но и ты тоже хороша. Не стоило тому прощелыге позволять на себя пялиться. Я выцарапал в конторе отгул, забыл тебе вчера сказать, из головы вылетело, но пропаду ненадолго. Мне действительно нужно отдохнуть и выпустить пар с недельку. Обдумать, подумать, ну ты понимаешь. А когда вернусь, мы куда-нибудь вдвоем сходим, о’кей? Только ты и я.

Телефонный аппарат пискнул, сигнализируя об ограничении времени.

– Черт, Мо! Возьми чертову трубку, у меня не так много мелочи! Я знаю, что ты там! Слышишь меня и ревешь в подушку или трахаешься со своим новым белозубым ragazzo[5]мать его! – Он треснул кулаком по коробу телефона, из которого в придорожную пыль с жалобным звоном выпала пара центов. – Если ты там, парень, тебе лучше самому наложить на себя руки, потому что я тебя в порошок сотру! Моника, ты меня знаешь… Небось, опять нажаловалась мамаше, чтоб ей пусто было! Сколько еще она за тебя будет все решать, м? Сбрось ты уже этот чертов поводок! Да не молчи ты! Эй… эй! Алло?! – время разговора вышло и, перехватив трубку, Муни торопливо полез в карман кожаной куртки за мелочью. Но ее, как назло, не оказалось. – Твою мать.