» И-Тимад» стояла у пристани, и сходни были спущены. Капитануже сошел на берег, смешавшись с толпой на причале, а Аллаэддин-бен-Омар, поего приказу, препроводил обеих женщин в каюту, прочь от любопытных глаз.

— Что такое дыня? — спросила его Зейнаб. Ей необходимо былоотвлечься от навязчивых и мучительных мыслей о Кариме-аль-Малике.

— Это большой, круглый и сладкий фрукт, — отвечал Аллаэддин.

— А оливка?

— А это маленькая ягодка — бывает черним, пурпурной, аиногда зеленой. Оливка очень соленая, обычно их хранят в рассоле, — объяснилон.

— Карим говорит, что этот город в сравнении с Кордовой, каколивка перед дыней… — сказала Зейнаб. — А я не могла понять его, покуда неузнала, что же такое оливка и дыня.

На бронзовом лице первого помощника капитана блеснулабелозубая улыбка;

— Прекрасное сравнение. Да, Кордова очень велика в сравнениис Алькасабой Маликой, но мне лично по душе небольшие города. К тому жемаловероятно, госпожа, что ты будешь жить в самой Кордове. Правда, в городеесть прекрасный дворец, где калиф и живет большую часть года. А на лето онпрежде выезжал в Аль-Рузафу, где расположена его летняя резиденция, но теперьон выстроил Мадинат-аль-Захра, к северу от Кордовы.

— Это означает «город Захры»? Ведь это имя его жены, не такли? — спросила Зейнаб.

— Имя любимой жены, матери его сына и наследника.

— И предполагается, что я должна поразить воображениечеловека, который выстроил для своей любимой целый город? Должно быть, этонепревзойденная женщина! Тогда это просто немыслимо! — заявила девушка.

Аллаэддин-бен-Омар рассмеялся от всего сердца:

— Мы, мавры, непохожи на северян. Мы наслаждаемся красотойво всех ее проявлениях и с радостью приемлем любой дар Аллаха. Никогда в сердцеу нас не царит безраздельно одна женщина. Калиф может искренне уважать госпожуЗахру, восхищаться ею… Может выстроить для нее целый город. Но это вовсе незначит, что одновременно он не может дарить уважение, восхищение и любовьдругим женщинам. Ты самая красивая женщина, какую мне когда-либо приходилосьвидеть, госпожа Зейнаб. Если будешь умницей — а, по-моему, такова ты и есть, —калиф всем сердцем полюбит тебя.

— А я красива? — хитро прищурившись, спросила вдруг Ома.

Аллаэддин хмыкнул.

— Тебе, голубка моя, вовсе не нужно быть красавицей, —отвечал он, но, заметив ее мрачный взгляд, поспешно прибавил:

— Но для меня ты удивительно хороша. Будь ты еще лучше,калиф мог бы потребовать тебя себе в наложницы. И тогда бедное сердцеАллаэддина-бен-Омара было бы разбито. — Он ласково ущипнул девушку за щечку,она шутливо шлепнула его по руке. «…Что за чудо-девушка, — подумал он. — Какоюженой могла бы она стать!..» — А теперь мне пора на пристань — меня ждут дела,— сказал он. — Откройте ставни, если хотите, но не выходите одни на палубу.

Когда он ушел, девушки тут же открыли ставни и выглянули изокна каюты. День был ясный и солнечный, а жара стояла такая, какой им еще неприходилось испытывать. Но веющий с моря легкий бриз приносил облегчение. Онижадно втягивали его ноздрями. Города они видеть не могли: окошко каюты выходилона море. Но специфические запахи витали в воздухе.

— Интересно, сколько нам предстоит еще просидеть в этойдухоте? — спросила Ома. — Я пережила плавание лишь потому, что мы не сиделиздесь взаперти! Как я скучаю порой по холмам и полям, тем самым, в окрестностяхмонастыря, где я выросла. А ты тоскуешь по Аллоа, госпожа моя?

Зейнаб покачала головой:

— Нет… Порой еще скучаю по сестре Груочь, но в тот день,когда она венчалась, я потеряла ее навсегда… Больше с Бен Мак-Дун меня ничто несвязывает. Мне приятно тепло здешних мест. Как ты думаешь, здесь солнце всегдатак ярко светит? С тех пор как мы покинули Эйре, ни разу не было дождя… А вдругздесь их никогда не бывает. Ома?

— Нет, такого быть не может, — отвечала служанка, — Я успелазаметить деревья, цветы… Чтобы расти, им необходим дождь!

— Да… — Зейнаб снова задумалась. Она гадала: когда воротитсяКарим-аль-Малика? Когда им разрешено будет покинуть корабль? Увидят ли ониАлькасабу Малику нынче? Или в другой раз?.. Куда он пропал? Ах, да! Пошелповидать отца — так он, по крайней мере, сказал. Она представила себе отцаКарима — наверняка какой-нибудь купец вроде него самого. Карим, должно быть,дает ему деловой отчет. Интересно, какова семья Карима? Он всегда с такойлюбовью говорил о домашних… Как непохожи они, должно быть, на ее родных…

Карим-аль-Малика брел по прихотливым изгибам городскихулочек. Наконец остановился подле маленьких ворот в белой стене. Затем,порывшись в складках необъятных белых одежд, он достал небольшой медный ключ скруглой головкой, отпер им замок и вошел в чудный просторный сад. Воротца,щелкнув, захлопнулись за его спиной — садовник, обихаживающий розовые кусты,вздрогнул и обернулся.

— Господин Карим! Добро пожаловать домой! — сказал садовникс улыбкой.

— Благодарю тебя, Юсуф, — ответил капитан и поспешил к дому.Завидев молодого господина, слуги ласково приветствовали его. А он, в своюочередь, обращался к каждому по имени и очень уважительно. Войдя в дом, онпрямиком направился в отцовские покои.

Старик к тому времени уже проснулся. Он принял сына в своиобъятия и широко улыбнулся.

— «И-Тимад», как сказали мне, тяжела на плаву. Верно, трюмыее полны до краев. Славно поторгуем!

Старик был высок и прям, с белыми как снег волосами ичерными пронзительными глазами.

— Я прекрасно заработал, отец, но груз здесь ни при чем. —Карим достал из складок одежды тяжелый кошель и бросил его на стол. — То, что япривез, вовсе не на продажу. Донал Рай зафрахтовал мое судно, чтобы доставитьсюда его богатые дары кордовскому калифу.

— Отчего же ты не посетил прежде Кордову? — удивился отец.

— Потому что один из даров Донала Рая — прекраснейшаядевушка. В ней все дело. Уверяю, отец, ты в жизни не видел такой красоты. Явзялся сделать из нее Рабыню Страсти для калифа. Когда же я справлюсь с этойзадачей и преподнесу ее калифу вместе с прочими дарами, я ворочусь домой вАлькасабу Малику уже навсегда, как ты того и хотел. Ты подыщешь мне хорошенькуюжену, и она вскоре наплодит тебе внуков…

Благородные черты Хабиба-ибн-Малика озарила улыбка, и онвновь обнял своего младшего сына.

— Аллах воистину велик, он услышал тайную молитву моегосердца! — старик отер с глаз слезы умиления. — Я старею, Карим, и глупею… Но ялюблю тебя. Мне всегда хотелось, чтобы вся семья жила вместе. А твоя мать будетбез ума от радости!