– А вы, оказывается, настоящий Айвенго!

Кто такой Айвенго, Яков не знал, и Василисе пришлось объяснять ему. Ей было так легко, так хорошо рядом с молодым человеком! Однако они не могли проводить вместе много времени: по приказу комиссара, отвечавшего за охрану семьи бывшего короля, Яков теперь сторожил особняк снаружи, а в самом здании находились чванливые и беспардонные субъекты.

* * *

Приближался Новый год. Король поинтересовался у своих тюремщиков, могут ли они устроить небольшой семейный праздник, и получил наглый ответ:

– Праздник будет, когда вас всех вышвырнут за границу, твое бывшее королевское величество! Или думаешь, что ты и твои родственнички нам нужны?

И все же Любомировичам было дозволено скромно отметить Новый год. Королева с младшим сыном и дочерью принялись за изготовление гирлянд и игрушек из старых газет и прочих подручных средств. Король под присмотром двух охранников сходил в лес и принес оттуда небольшую сосенку.

Это был первый Новый год королевского семейства вдали от Экареста. Василиса вспомнила, что прошлый Новый год они отмечали во дворце и тогда всем заправлял еще старец Никодим... И вот же все разительно переменилось, как будто не год миновал, а целое столетие!

Георгий смастерил великолепные елочные украшения из консервных банок, покрасил их, и семейство принялось наряжать елку. Глядя на раскрасневшегося от радости отца и улыбающуюся маму, Василиса внезапно подумала, что заточение в этом холодном доме на краю света – самый ценный подарок, который могла сделать им судьба. Ведь именно здесь они почувствовали, как любят друг друга…

В салон, где наряжали елку, вошел принц Кароль, плотно затворил дверь и заговорщическим шепотом произнес:

– Только что получены вести от наших преданных сторонников… Нас освободят самое позднее в конце недели. Дела коммунистов в столице очень плохи!

Король и королева, переговариваясь по-английски или по-французски, начали строить радужные планы относительно того, что будут делать, когда окажутся вне пределов Герцословакии.

– Мы поселимся где-нибудь в провинции… – мечтательно произнес бывший монарх. – Если попадем в Великобританию, то явно окажемся не в шумном Лондоне, а в Шотландии или Корнуолле, на побережье… Или во Франции, в Бретани… Только мы и верные слуги. У нас будет небольшой особняк, в котором мы станем все делать сами. О, это будет счастливое время!

Он нежно обнял Марию и поцеловал ее в висок. А Василиса почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы, – ей ведь предстоит расстаться с Яковом...

* * *

Рано утром тридцать первого декабря, когда стрелки часов приближались к половине четвертого, Якова кто-то грубо разбудил. Молодой человек, спавший в своей каморке, подскочил и увидел перед собой одного из старших товарищей.

– Живо к комиссару! – скомандовал тот, стаскивая с парня одеяло.

Пять минут спустя Яков вошел в жарко натопленную комнату, которую застилал сизый сигаретный дым. Они находились в доме священника, не так давно расстрелянного по постановлению новой власти за контрреволюционную деятельность. Комиссар, с козлиной бородкой и в изящном золотом пенсне (его он экспроприировал у одного банкира, которого потом кокнул), сидел за столом в расстегнутом кителе, выставив напоказ тощую волосатую грудь. В руках он вертел телеграмму. Были здесь прочие товарищи, которые, как это водилось, нещадно смолили и пили самогонку.

– Ага, товарищ Яков! – вскричал комиссар. – Что ж опаздываешь-то? Ну, давай штрафную!

Один из соратников поставил перед молодым человеком граненый стакан, наполненный до краев мутноватой жидкостью. Якову не оставалось ничего иного, как в один присест осушить стакан, влив себе в горло обжигающую жидкость. В качестве закуски ему подали соленый огурец.

– Наш человек, истинный коммунист! – заявил заместитель комиссара, тип с роскошными черными усами. – Я же говорю, что на Яшку можно положиться в этом деле!

Единственная женщина, товарищ Марта, которая, как знал Яков, была пламенной поклонницей товарища Хомучека, люто ненавидела буржуев и отдавалась всем своим соратникам-мужчинам, за исключением Якова, запальчиво воскликнула:

– Он же милуется с королевской дочуркой! Я сама видела, как он цветочки ей собирал! И с ней на фортепиано бренчал!

Яков залился стыдливым румянцем, а его сердце ушло в пятки – расстреливали, как он прекрасно знал, и не за такие вещи. Неужели сейчас товарищи сообщат, что и его отправят в расход?

– Товарищ Марта, не кипятись! – заметил вальяжно самый старый из соратников, с испитым морщинистым лицом, большой бородавкой на носу и редкой рыжей бороденкой. – Ведь парнишке же надо куда-то девать свою энергию! Ты его своим женским вниманием обходишь, вот он и получает удовольствие от принцессы.

Комиссар, а за ним и все прочие, загоготали. Яков еще больше смутился. Нет, похоже, расстреливать его не собираются. Иначе бы просто, без всяких разговоров, вывели его во двор да там и порешили.

Товарищ Марта обиженно фыркнула, а еще кто-то ехидно поинтересовался:

– Ну, Яшка, поведай нам, как Василисочка с женской стороны. Горячая штучка? А то говорят, что всякие там принцесски холодные, как рыбы. Аль брешут?

И снова гомерический хохот сотряс комнату. Яков, переминаясь с ноги на ногу, не знал, что и сказать. Перед ним поставили еще один стакан с самогоном, пришлось осушить и его. В голове сразу зашумело, а ноги налились свинцом.

– Садись, чего стоишь, товарищ Яков, – прогудел кто-то. – Только не к товарищу Марте на коленки!

Комиссар, только что смеявшийся, вдруг резко замолчал, снял пенсне, долго тер его грязным клетчатым носовым платком, затем водрузил стекляшки на свой орлиный нос, тряхнул седеющей шевелюрой и заявил:

– Так вот, Яков, вызвали мы тебя сюда не для того, чтобы самогонку хлестать, а по крайне важному и конфиденциальному делу! Ты знаешь, что это такое – «конфиденциальный»? Значит – болтать нельзя о том, что произойдет, ни сейчас, ни позже! Потому что в противном случае…

Он провел ладонью по шее. Уже больше никто не смеялся. Комиссар махнул телеграммой и продолжил:

– Вот, около часа назад поступило из Экареста. Подписано лично товарищем Хомучеком. Прочитать?

Не дожидаясь ответа, он зачитал коротенькое послание от вождя герцословацкой революции: «Экстренным постановлением ЦК единогласно принято решение ликвидировать Г. Любомировича вместе с домочадцами и челядью. Тиран и его приспешники должны понести суровое и справедливое наказание за свои многочисленные преступления. Приговор привести в исполнение до конца года».

Яков, который плохо соображал, о чем идет речь, по причине двух стаканов самогонки, принятых на голодный желудок, вопросительно посмотрел на комиссара. Тот хлопнул рукой по столу и пояснил:

– В Экаресте решено отправить в расход Георгия и его семейство. Что нам и надлежит сделать в течение сегодняшнего дня.