Спальня мадам де Сталь была роскошно обставлена, стены украшали портреты членов ее семьи, на секретере и подзеркальнике стояли золотые фигурки, широкая кровать с позолоченным балдахином была расстелена, а на одеяле валялись книги и бумаги, которые Жермена небрежно сдвинула в сторону.

— Садись, — сказала она Валентине. — Знаешь, сегодня мне как-то не хотелось вставать.

Девушка осторожно устроилась на краю кровати, а баронесса легла рядом, вытянув ноги. В дверь постучали, и та же горничная, что открыла Валентине дверь, принесла поднос с горячим шоколадом и поспешно удалилась.

— Итак, о чем ты хотела меня спросить? Я надеюсь, шевалье не собирается сбежать, оставив тебя в интересном положении?

От столь неожиданного вопроса Валентина смутилась еще больше.

— Нет… ничего подобного, — она осторожно отхлебнула горячий шоколад.

Напиток был сладким и горьким одновременно, над чашкой вилась струйка пара. Девушка попыталась объяснить мадам де Сталь, что произошло с тех пор, как они с Никколо вместе отправились в Швейцарию. Она рассказала о графе Карнштайне, визитах Никколо на виллу Диодати и своих противоречивых чувствах.

— Если я тебя правильно поняла, ты полагаешь, что любишь Никколо, но не знаешь, отвечает ли он тебе взаимностью? — спокойно осведомилась баронесса.

Валентина кивнула.

— Ну что ж, — мадам де Сталь отхлебнула шоколад, задумчиво покачивая головой. — Байрон — не лучший наставник в подобных вопросах. Есть в нем что-то звериное, волчье, и эта его животная натура и манит, и отталкивает от него людей. Его сердце разбито, и он изо всех сил пытается доказать остальным, что настоящей любви не бывает. Если кто попал в его сети, так просто ему оттуда не выбраться. И помни, я хорошо знаю Джорджа и очень тепло к нему отношусь.

— Но что же мне сделать, чтобы вновь обрести любовь Никколо? — в отчаянии спросила Валентина.

— Вопрос нужно ставить иначе, — склонив голову к плечу, баронесса смерила девушку задумчивым взглядом. — Чего ты па самом деле хочешь достичь? Да, Байрон, возможно, виноват в подобном поведении Никколо, но ведь шевалье, судя по всему, ничего не имеет против. Возможно, тебе следует подумать о том, чего ты хочешь от жизни, а потом посмотреть, как легче всего достичь этой цели. Я не могу сказать тебе, достоин ли Никколо твоей любви, но совет тебе все же дам. Не думай, что брак и любовь как-то связаны между собой.

Посмотри на меня. Я много лет прожила в счастливом браке, по вот любовь… любовь я обрела совсем с другим человеком. Мы с мужем часто изменяли друг другу, и никто из нас об этом не жалел. Если граф Людовико способен понять это, то, вероятно, тебе лучше выходить замуж за него.

— Но почему я вообще должна выходить замуж? — устало протянула Валентина. — Почему я не могу заниматься тем, что я хочу? Отправиться в гран-тур? Или посетить Новый Свет? Вести салон в Париже? Почему главное решение в моей жизни связано с тем, за кого я выйду замуж?

— Потому что так устроен мир, в котором мы живем. Мужчинам позволено практически все, а нам, женщинам, приходится мириться со своим униженным положением, — невозмутимо ответила мадам де Сталь. — Но не забывай, что брак дарит тебе определенные преимущества. Вот, например, Жюли[39]. Ее брак с Жаком Рекамье — чистая формальность, но муж ее обожает и позволяет ей делать все, что ей заблагорассудится. Она обладает блестящим умом, и лучшие люди нашего времени обращаются к ней за советом. И даже лживые насквозь французские дворяне не судачат о ней. А все почему? Потому что она замужняя женщина. Это дарит ей защиту.

— Но ведь ты сама развелась с супругом, разве не так?

— Все дело в моем возрасте и статусе, дитя мое. Сейчас я уже обрела достаточную независимость и могу выйти замуж по любви или оставаться одна. Но могу тебе сказать, что добиться подобного положения в обществе нелегко. Поэтому я советую тебе подыскать себе супруга, и неважно, будет это Никколо или Людвиг. А потом ты сможешь делать все, что только захочешь.

Жюли Рекамье — хозяйка литературного салона в Париже, близкая подруга мадам де Сталь.

Колони, 1816 год

Когда Никколо пришел на виллу Диодати, было уже за полночь. Трое англичан ждали его.

— Время настало, — вместо приветствия сказал Байрон.

В этот момент все сомнения юноши развеялись. Время действительно настало.

— Да, — твердо ответил он.

Он чувствовал на себе взгляды остальных, но они не смущали его, наоборот, он ощущал, что все рады его присутствию.

Они направились к двери и завернулись в накидки. Плащ окутывал Никколо мягким теплом. По словам Байрона, вскоре ему не нужна будет одежда, и природа станет для него домом, а ветер и дождь принесут такое же наслаждение, как и ясный солнечный день.

Впереди шел Байрон, за ним — Никколо, а замыкали шествие Шелли и Полидори, ступавшие плечом к плечу в необычном для них согласии. Две лампы освещали путь.

Снаружи дул сильный ветер, развевая полы плащей. Повернувшись к озеру спиной, друзья стали подниматься к холмам и виноградникам, направляясь прочь от Колони. Вдалеке виднелись огни Женевы — даже ночью в городе на Роне не было темно. Но вскоре они свернули за холм, и огоньки скрылись из виду.

Время от времени Полидори начинал что-то говорить — о полях и лугах, о предстоящем пути, но торжественность момента и его заставила замолчать.

Они шли по тому самому лесу, в котором Никколо стал свидетелем их ритуала. В слабом свете ламп деревья казались темными призраками, тянувшими к ним костлявые пальцы. Но Байрон не обращал на все это внимания.

Остановившись на поляне у руин, лорд опустил лампу на землю и снял накидку. Его волнистые волосы трепетали на ветру. Закрыв глаза, он запрокинул голову.

— Я чувствую луну за покровом туч. Сегодня хорошая луна. Наша луна.

Он жестом подозвал Никколо, и юноша, сняв плащ, подошел к нему. Взглянув на него с непонятным выражением лица, лорд убрал прядь волос со лба Вивиани.

Шелли и Полидори замерли на краю поляны. Сегодня они были лишь зрителями, давшими свое согласие на проведение ритуала.

Без лишних слов Байрон снял камзол и расстегнул рубашку, Никколо же полностью обнажил торс. Кожа мгновенно покрылась мурашками, и юноша задрожал от ветра — а может быть, от взгляда лорда, в котором слились обещание блаженства и вечных мук.

— Сегодня ночью мы собрались здесь, чтобы принять еще одного члена в наши ряды, — хрипло начал Байрон, и Никколо понял, что лорд тоже волнуется. — Здесь, на берегах Женевского озера, мы сможем основать новое общество, где тело будет цениться не меньше души, где наши заслуги принесут нам славу, а наши дела — освобождение.