Теперь я очень сожалею, что много лет жизни и работы под гнетом «особой папки» и грифа «совершенно секретно» не позволили мне вести хоть какой-нибудь дневник или делать записки, в которых можно было систематизировать сущность взглядов Юрия Владимировича на общество, политику и экономику. Я могу только вспомнить наиболее яркие, по моему мнению, вопросы, которые готовились к заседаниям политбюро, и дискуссии по ним с Андроповым. Такие споры велись мною с Юрием Владимировичем начиная с первых дней нашего знакомства в 1970 году и фактически закончились, когда я перешел на другую работу — весной 1979 года, хотя отдельные встречи с ним и короткие беседы продолжались до 1981 года, когда тяжелые болезни почти лишили его физических сил и возможности встречаться с людьми, бывшими за рамками его тесного служебного окружения.

Пожалуй, самым назревшим в 70-х годах вопросом была реформа экономической системы. Объективно решение этих проблем было в то же время и самым трудным, ибо военно-промышленный комплекс, включая армию, пожирал 70–80 процентов всех ресурсов страны и ни в чем не получал отказа. Тревожное состояние организации конкретного хозяйствования требовало новых подходов, в том числе и политических.

Весьма известной из всех предложенных в сфере экономики куцых реформ была идея ограниченного хозрасчета, выдвинутая председателем Совета министров Алексеем Николаевичем Косыгиным. Она получила поддержку в самых широких кругах общественности. Ее основу составляли экономия расходов, то есть прекращение выбрасывания на ветер финансовых и материальных ресурсов, денежное стимулирование результатов труда лучших работников. Реформа Косыгина обещала установление некоторой независимости субъектов хозяйствования от директивных органов, в том числе и партийных.

Алексей Николаевич Косыгин был одной из самых легендарных фигур советской истории. Ленинградец и выпускник Ленинградского текстильного института, он обладал ярким организаторским талантом и благодаря ему был замечен Сталиным. В возрасте тридцати пяти лет, в 1939 году, он был назначен народным комиссаром текстильной промышленности, по-современному — министром. Еще через год Косыгин стал заместителем председателя Совета народных комиссаров. С тех пор его заслуженная карьера развивалась по спирали только вверх. На нем даже не отразилось так называемое «ленинградское дело», которое затеял Сталин в конце 40-х годов, уже после Второй мировой войны, чтобы осуществить среди своих соратников древний принцип «разделяй и властвуй».

По своим талантам и даже несколько мрачноватым, скрытным и молчаливым характерам, личной порядочностью и честностью Косыгин и Андропов были весьма похожи. Оба были своего рода белыми воронами в политбюро. Косыгин был на десять лет старше Андропова и весьма опытным политиком. Его авторитет в государстве и партии был, пожалуй, даже выше, чем у генерального секретаря. Поэтому Брежнев с большой опаской относился к председателю Совета министров, беспочвенно подозревая его в умыслах на главный трон в Кремле. Андропов, учитывая ревность Брежнева и Суслова к Косыгину, был вынужден дистанцироваться от Косыгина и его идей экономической реформы. Кроме того, он сознавал ее ограниченность и возможные «теневые» последствия. В феврале 1974 года в Югославии была принята новая конституция, которая провозглашала строительство социализма на основах самоуправления. Юрий Владимирович опасался, что после конца в Чехословакии 1968 года под гусеницами советских танков «социализма с человеческим лицом» социалистическое «рабочее самоуправление» в Югославии станет идейной основой для дальнейшего развития реформ Косыгина.

Тем не менее Андропов задумывался о том, как поднять и реанимировать передовую роль рабочего класса в полуразложившемся советском обществе. Обсуждать эту тему публично или хотя бы келейно с Брежневым и членами политбюро он не мог. Ее острота сразу возбудила бы у кремлевских старцев такую аллергию на Юрия Владимировича, какой у них не бывало ни на Дубчека, ни на Тито. Однако у Андропова были по поводу передовых рабочих свои соображения, которые он начал претворять в жизнь, как только получил власть. В числе его первых шагов был призыв к рабочему классу взять на себя некоторые функции контроля в экономике страны. Его наследники замотали эту идею, поскольку она ограничивала или заменяла руководящую и надзирающую роль правящей партии.

Некоторые критики Андропова заявляют о том, что он не был специалистом в экономике, не имел практики руководства экономическими структурами или отраслями народного хозяйства. Конечно, диссертаций на экономические темы Андропов не защищал и «Капитал» Маркса на каждом собрании не расхваливал, как это делали многие советские коммунисты-теоретики, не прочитавшие за всю свою ученую жизнь больше двух глав из главной книги основоположника. В отличие от многих своих оппонентов Юрий Владимирович очень неплохо знал труды Маркса и Ленина, хотя и не составлял такой картотеки цитат из них, какую собрал М. А. Суслов.

Что касается практики, как критерия истины, то Юрий Владимирович соприкасался с экономикой, будучи первым секретарем Ярославского обкома ВЛКСМ и вторым секретарем ЦК Компартии Карелии, где особенно сильно развита лесопромышленная отрасль народного хозяйства. Андропов постигал и критически оценивал различные модели социализма в годы своей работы в качестве заведующего отделом соцстран ЦК КПСС, а затем секретарем ЦК. Наконец, будучи председателем КГБ, получавшим разнообразную информацию из всех уголков Советского Союза, он, как никто другой в стране, знал реальное положение в экономике и пытался корректировать его в лучшую сторону. О глубоком понимании Андроповым не только экономической теории, но и практики функционирования народного хозяйства говорит тот малоизвестный факт, что он серьезно размышлял о ведущей роли банков в современном народном хозяйстве. Юрий Владимирович вынашивал определенные планы по отношению к ним. Несколько раз, готовясь к заседаниям политбюро, Юрий Владимирович обсуждал со мной идеи преобразования банковской системы СССР и превращения ее в главный, по сути дела, инструмент экономики. Он приходил к выводу, что промышленностью должны управлять не отделы ЦК КПСС, параллельные им отделы в Совмине и Госплане, а отраслевые банки. Каждая отрасль промышленности, по его мысли, должна была иметь свой головной банк, типа Промстройбанка или Сельхозбанка.

Юрий Владимирович полагал, что его план идет дальше реформы Косыгина, выводит предприятия из-под мелочной опеки райкомов, обкомов и отделов ЦК, может способствовать расцвету социалистической промышленности, сельского хозяйства и социального обеспечения. Вместе с тем Андропов думал о том, что подобные преобразования нужно тщательно готовить, проводить в жизнь осторожно, накапливая опыт сначала в некоторых отраслях промышленности, а затем перенося его на все народное хозяйство. Но он понимал также, что подобная реформа отнюдь не стыкуется с «руководящей ролью КПСС», о которой сам говорил в каждом докладе и выступлении.

Никаких записок Брежневу по этой проблеме Андропов не готовил, хотя для преамбулы и обоснования такого документа КГБ располагал более чем обширными критическими материалами по поводу бесхозяйственности, коррупции, обмана, приписок и массового движения так называемых несунов во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства. Таких людей, разворовывавших по мелочи государство, было бы точнее и правильнее назвать воришками и ворами. Но партийное лицемерие тех времен не осмеливалось называть вещи своими именами. Ведь социализм в основном был уже построен. А заклеймить широкие массы рабочих, колхозников и трудовой интеллигенции криминальной печатью пошлого воровства голос вождей и Агитпропа не поднимался.