Весьма показательным примером отупения Системы, на мой взгляд, было обсуждение на политбюро вопроса о комбайнах «Дон», строящихся на Ростсельмаше. Я не помню уже, кто именно поставил этот вопрос, но в одной из записок к соответствующему пункту повестки дня заседания ПБ это изделие Ростсельмаша подвергалось резкой критике. Указывалось, что машина слишком тяжелая и уплотняет почву. А главное — при сборе зерна комбайн «Дон» давал потери, цифра которых была запредельна — чуть ли не половина всего зерна высыпалась на почву через огромные щели в бункерах комбайнов. Одновременно предлагалось рассмотреть вопрос о закупке комбайнов в ГДР, где они были более удачно сконструированы и выполнены. Немецкие комбайны назывались «Фортшритт», что по-русски означает «Прогресс», и на самом деле были на много шагов впереди «Дона». Они давали минимум потерь зерна, расходовали значительно меньше горючего, на единицу их производства уходило меньше металла, чем на наши громоздкие и тяжелые произведения. Они не выдерживали также сборки при помощи тяжелых кувалд, как это практиковалось на наших конвейерах. «Фортшритт» был более управляем и транспортабелен, чем «Дон».

При подготовке этого вопроса к политбюро я даже запросил 1-й главк (внешнюю разведку) срочно подготовить в его управлении в ГДР и прислать подробную справку о сравнительных достоинствах «Прогресса» и «Дона». При обращении к немецким комбайностроителям выяснилось, что они готовы за символическую сумму уступить советским коллегам лицензию и всю техническую документацию на производство «Прогресса» в СССР.

Однако и тут лобби аппарата ЦК, Ростовского обкома КПСС и Министерства сельскохозяйственного машиностроения победило разум. Поскольку советские комбайностроители отчитывались не только за единицу продукции, но и за общий вес произведенного оборудования, что было весьма внушительно и по-сталински для посредственностей из политбюро, комбайн «Дон» опередил своего зарубежного конкурента. Кремлевским старцам было абсолютно все равно, сколько продукции теряет комбайн «Дон», сколько он жрет горюче-смазочных материалов, как быстро его надо списывать в утиль, «советское — значит, отличное!». Под этим лозунгом было отвергнуто предложение о «Прогрессе», которое могло бы сохранить стране буквально миллионы тонн зерна и сотни тысяч тонн нефтепродуктов. Теперь мне представляется, что вопросы о мини-тракторах и выборе комбайна были весьма принципиальны для советского сельского хозяйства и Системы в целом. Отсталая, грубая, тяжелая, неэффективная сельскохозяйственная техника, от которой так много зависит в производстве и сборе урожая и сокращении его потерь, столкнулась с изделиями, сделанными на основе иной, качественно более высокой технологии, культуры производства, труда и быта. По законам нормальной человеческой логики, «Дон» и «метизы» вместо мотоблоков не должны были победить в этом соревновании. Но извращенная логика коммунистической Системы отдала им победу, вопреки интересам собственного народа.

В конце 70-х годов Юрий Владимирович обсуждал со мной и самую острую, пожалуй, проблему народной жизни России — беспробудное пьянство. В 70-х годах алкоголизм стал проявляться в населении областей и республик СССР, где религиозные традиции ислама категорически запрещали употребление алкогольных напитков. Я получил от своих знакомых питерских журналистов записку лауреата Ленинской премии Ф. Г. Углова из Ленинграда о последствиях алкоголизма для демографической безопасности СССР. Официально она нигде не фигурировала и считалась чуть ли не диссидентским документом, порочащим линию партии на улучшение здоровья населения. Углов приводил в ней убийственные цифры. Так, если в дореволюционной России, в 1913 году, на душу населения употреблялось 2,3 литра чистого алкоголя, то к концу 70-х годов на среднюю статистическую душу, то есть на ребенка, женщину, мужчину, приходилось уже 8,5 литра алкоголя. Всемирная организация здравоохранения в 70-х годах установила, что при потреблении алкоголя более 7,5 литра на душу населения нация переступает считающийся опасным порог и начинает деградировать. Кстати, сейчас россияне потребляют уже по 15 литров чистого спирта на душу населения.

Ленинградский ученый предрекал физическое и психическое вырождение не только славянских, но и многих других народов СССР. Записка эта произвела сильное впечатление на Андропова. По своему обыкновению, он спросил: «А что ты предлагаешь?»

Я рассказал ему об опыте борьбы с алкоголизмом в Швеции в начале XX века, когда эта страна была одной из самых «пьющих» в мире. Шведы потребляли тогда значительно больше алкоголя, чем финны и русские. Кстати, в Российской империи, куда на правах автономии входила и Финляндия, действовала государственная винная монополия. Кабаки и другие питейные, торговые заведения могли продавать спиртное, только если имели соответствующую лицензию и только законный подакцизный продукт. Санкции за нарушение государственной винной монополии были суровыми, а законопослушание массы населения — на очень высоком уровне. На этой основе возникали иногда курьезы. Крупный российский промышленник и купец Мальцев был решительным противником пьянства. Среди прочих предприятий он владел заводом по производству хрустальных изделий в городке Гусь-Хрустальный Владимирской губернии. Это было, как говорят теперь, градообразующее предприятие, то есть население всей округи трудилось на мальцевском заводе или в инфраструктуре Гусь-Хрустального. Чтобы предотвратить пьянство рабочих, промышленник Мальцев откупил у государства винную монополию на десять верст в округе от города. Он платил казне столько, сколько она могла бы получить от торговли спиртным в городских кабаках.

Совершенно отлучить русский народ от водки Мальцев все-таки не преуспел. Пьяницы обхитрили и его. Несколько рабочих скидывались и посылали за десять верст в ближайший кабак уполномоченного ими ходока с двумя десятилитровыми ведрами и коромыслом. Посланец наполнял ведра водкой, вешал коромысло с ними на плечо и плавной походкой, как ходят по сцене нынешние артистки из хореографического ансамбля «Березка», пускался в обратный путь. Как рассказывали мне старики в Гусь-Хрустальном 60-х годов XX века, одно из ведер обязательно перевешивало, и тогда ходок для восстановления баланса немного отпивал из него огненной влаги. Таким образом ходок несколько раз уравнивал уровни жидкости в обоих ведрах, но доносил основную часть ноши до алчущей компании…

В борьбе с алкоголизмом шведы пошли иным путем, чем русский купец Мальцев. Шведские социал-демократы в самом начале XX века создали мощное Общество трезвости. Оно повело повседневную пропаганду против пьянства, но не ограничилось только словами. Общество трезвости открывало по всей Швеции дешевые кофейни с читальными залами, бильярдами и настольными играми, для того чтобы рабочие могли проводить в них время в тепле и уюте, стало развивать рабочий спорт и туризм по своей стране. Одновременно правительство и парламент ввели жесткую государственную монополию на продажу спиртных напитков, в том числе и пива, с содержанием алкоголя выше трех градусов. Бутылку спиртного, в том числе и алкогольного пива, можно было купить только в особых государственных магазинах монополии «Сюстем Булагет» («Системное акционерное общество»), где отечественная шведская водка «Аквавит» стоила относительно дешево. Но в одни руки не давали более двух бутылок. Магазины «Сюстем Булагет» торговали только с девяти часов утра до шести часов вечера в будни. В субботу и воскресенье, а также на праздники у них были выходные дни. В каждом магазине были вывешены списки людей, когда-либо попадавших в полицию в связи с пьянством. Этим «патентованным алкоголикам», как их называли в Швеции, был категорически запрещен отпуск спиртного, а специальная инспекция строго следила, чтобы не было нарушений в государственной системе торговли алкогольными напитками и в ресторанном бизнесе, где выдавалось ограниченное количество лицензий на право подачи спиртного гостям.