виднелись призрачные серые стены. В зловещем ночном уединении и слабом, неверном свете огромный приземистый особняк грозил нам ужасами, что были скрыты от глаз при свете дня, но я был полон решимости проверить свои предположения. Я верил, что чудовищный демон появляется по зову грозы из какого-то тайного укрытия, и будь он призраком или облеченным плотью, я намеревался увидеть его. Я уже обыскивал особняк, и у меня был надежный план действий. Наблюдательным пунктом нам послужила комната Яна Мартенса, чье убийство зловещим эхом звучало в местных преданиях. Инстинкт подсказывал, что комната жертвы наилучшим образом послужит мне в достижении цели. Площадь комнаты составляла двадцать квадратных футов, она была полна всякой рухляди, ранее служившей мебелью. Располагалась она на втором этаже, в юго-восточном углу дома, громадное окно занимало восточную стену, узкое же окно смотрело на юг, и оба были лишены и стекол, и ставен. Напротив большого окна был грандиозный датский камин с изразцами, изображавшими сюжеты притчи о блудном сыне, а в северную стену была встроена просторная кровать.

Раскаты грома приближались, пора было приводить мой план в исполнение. Сперва я закрепил три испытанных веревочных лестницы на карнизе восточного окна, проверив, чтобы они достигали поросшей травой земли внизу. Затем втроем мы притащили широкий остов кровати из комнаты по соседству, поставив его сбоку у окна. Ложем послужил набросанный сверху еловый лапник, и мы стерегли посменно: двое устроились на кровати с оружием, а третий стоял на часах. Откуда бы ни явился демон, путь к отступлению был открыт: если он скрывался в доме, в нашем распоряжении были веревочные лестницы, если снаружи – дверь в комнату. Судя по тому, что мы знали о твари, она бы не стала нас долго преследовать.

Я был на страже с полуночи до часа и, несмотря на то что был среди враждебных стен, у разбитого окна, и гроза подбиралась все ближе, чувствовал необычайную сонливость. Мой первый товарищ, Джордж Беннетт, спал у окна, видимо поддавшись искушению, одолевавшему и меня, а второго, Уильяма Тоби, клевавшего носом у камина, я назначил караулить следующим. Странно, но взгляд мой постоянно останавливался на этом камине.

Должно быть, приближающаяся буря отразилась на том, что явилось мне во сне, ведь, пока я спал, я узрел все ужасы апокалипсиса. В полудреме я почувствовал, что лежащий у окна положил свою руку мне на грудь. Я не мог видеть, что делает Тоби, и это обеспокоило меня. Никогда еще я так явственно не ощущал присутствие зла. Должно быть, я снова провалился в сон, но из плена фантастического хаоса видений разум мой вырвали ужасные вопли, подобных которым я никогда ранее не слышал.

То кричал человеческий дух, бившийся в кошмарной и безумной агонии на пороге черных врат забвения. Кровавое безумие, насмешка самого дьявола пробудили меня, сменив невероятные, кристаллизованные кошмарные видения, мучительно отступавшие и эхом отдававшиеся во мне. В кромешной тьме я почувствовал, что справа от меня больше никого не было – Тоби исчез, и лишь Богу было известно куда.

Я все еще чувствовал тяжесть руки спящего слева на своей груди. Затем последовал опустошительный удар молнии, сотрясший всю гору до основания, осветивший все потаенные уголки древней рощи и расколовший старейший из дубов. Озаренный демоническим огнем, лежащий рядом вдруг поднялся, и свет за окном выхватил тень, павшую на камин. Каким-то чудом я все еще был жив и не сошел с ума, потому что тень на камине не принадлежала ни Джорджу Беннетту, ни кому-то иному из живых. То была богомерзкая тварь из самых глубин ада, безымянное и бесформенное отродье, непостижимое и неописуемое. Мгновение спустя я остался один посреди проклятого особняка, содрогаясь от ужаса и шепча что-то невразумительное. Бесследно исчезли и Джордж Беннетт, и Уильям Тоби и не оставили ни следа борьбы. Больше никто никогда не слышал о них.

II. Погибший в грозу

После того ужасного случая в особняке среди лесов я несколько дней провел в совершенном упадке сил, на постели в номере отеля в Леффертс-Корнерс. Не помню, как я добрался до автомобиля, завел его и незамеченным ускользнул в поселок, но смутные видения могучих деревьев, сплетавших ветви, демонических громовых раскатов и адских теней на холмах и курганах преследовали меня.

В своих лихорадочных воспоминаниях о той немыслимой тени я понял, что прикоснулся к сокровенной тайне земных недр, неназываемым потусторонним тварям, чей слабый след изредка заметен на грани нашего пространства, но от созерцания которых нас милостиво хранит ограниченность нашего восприятия. Я не осмеливался строить дальнейшие предположения о природе того создания.

Что-то лежало между мной и окном в ту ночь, но меня бросает в дрожь при попытке понять, что это было. Если бы оно зарычало, залаяло или вдруг захихикало, то моментально бы утратило свою отвратительную сущность, но оно не проронило ни звука. Его тяжелая конечность покоилась на моей груди…

Оно было живым или когда-то было им… Ян Мартенс, в чью комнату я вторгся, лежал на кладбище у особняка… Нужно найти Беннетта и Тоби, вдруг они еще живы… Почему же сперва тварь расправилась с ними, а меня оставила на потом? Таким удушливым был тот сон, такими страшными те видения…

Я быстро осознал, что должен поделиться с кем-то своей историей или сойду с ума. Я уже решил, что продолжу свои поиски таящегося ужаса, в своем опрометчивом невежестве полагая, что незнание хуже, чем любое, даже самое кошмарное из откровений. Также я наметил путь, которым отныне буду следовать, выбрал того, кому открою свою тайну, и как отыщу кошмарную тень, сгубившую две жизни.

Теми, кого я еще знал в Леффертс-Корнерс, были несколько дружелюбных репортеров, все еще ловящих последнее эхо недавней трагедии. Из их числа я решил выбрать напарника, и чем дольше я размышлял, тем больше выбор мой склонялся в сторону Артура Манро, темноволосого сухощавого мужчины лет тридцати пяти, чьи образованность, предпочтения, интеллигентность и темперамент выдавали в нем человека, не связанного условностями и косностью общества.

В один из первых дней начала сентября Артур Манро услышал мой рассказ. С самого начала мне стало ясно, что проникся моей повестью, сочувствуя мне, и по завершении ее он планомерно и вдумчиво разобрал детали случившегося. Советы его отличались исключительной практичностью: так, он рекомендовал отложить дальнейшее исследование дома Мартенсов до тех пор, пока мы обстоятельно не изучим исторические и географические источники. По его настоянию мы прочесали всю округу в поисках любых сведений об ужасном семействе Мартенсов, и обнаружили человека, обладавшего необычайно содержательными генеалогическими записями. Мы подолгу беседовали с теми из скваттеров, кто не сбежал в отдаленные части плато, гонимый страхом и беспомощностью, и бесплодно бродили по склонам холмов в надежде найти логово зверя. Меж тем на нас уже пала тень новых бедствий, словно гигантские крылья твари грозили нам, простираясь над космической бездной.

День шел на убыль, очертания предметов расплывались, и над Горой Бурь снова собиралась гроза. Нас встревожил этот знак, хоть ночь еще и не настала. Мы с отчаянной надеждой ждали, что гроза продлится до глубокой ночи, и, отказавшись от блужданий по холмам, направились к ближайшему селению скваттеров, чтобы просить их о подмоге. Несмотря на природную робость, несколько вдохновленных нами молодых людей обещались помочь нам.

Едва лишь мы пустились в путь, разразился такой невероятный ливень, что нам безотлагательно понадобилось укрытие. Стало темно, почти как ночью, и мы оступались на каждом шагу, но, ведомые вспышками молний и зная, где мы находимся, мы вскоре достигли кучки лачуг, из которых выбрали самую сухую: сколоченную из досок и бревен, с нетронутой дверью и крохотным окном, выходившим на Мэпл-Хилл. Там мы укрылись от буйства ветра и дождя, заперев на засов дверь и затворив оконце ставнями, отыскавшимися неподалеку. В гнетущей тьме мы сидели на покосившихся ящиках, лишь изредка вспыхивали трубки и светили