же натуре. Это же была и есть не просто женщина русских селений и не русская баба, вообще же нет — беда, война и медные трубы с гранатой, что и без спокойствия, красоты и походки, а на одних лишь силе, важности и взгляде цариц на лету и с прытью лишь холодного расчета коня не остановит и в избу не войдет, а слона догонит и хобот же ему оторвет: чтобы сделать из него подушку для себя, не хуже, чем и у беременяшек, ну или что, она, что, хуже их что ли? Из остального же — набор постельного белья. Набив же уже подушку, матрас и одеяло, в свою очередь, именно его внутренностями. И сделав перед этим еще и кровать, ее каркас, из его же костей. Ну и про сонный песок же не забыв, а и именно — крошку из бивней: растолча усердно их в этакий белый «ангельский порошок» и пыль, чтобы лучше же и спалось, где уж там и их же собственные крылья, что так ценятся еще на черном рынке, разбила по дорожкам, вдохнула — и улетела!

И хоть и глупо было думать, как и затем же еще и рассуждать вновь от обратного и в таком же ключе, ведь он задолго еще до знал о том — на что шел и к чему же, как и к кому придет, знал, и чего добивался, чего, собственно, по итогу-то и добился: хотел увидеть продолжение, пусть и еще все-не-все, увидел. За что боролся, как говорится. Но вот только почему-то и в этот же именно раз отсутствие фрустрации не только не радовало, но и изрядно досадовало. Ну а дальше же он предусмотрительно пока лезть не стал, попомнив еще и Александра все-таки в суе, мультики мультиками, а кино с рейтингом все же по расписанию и с паспортом, либо же с ним самим, где и второе — куда предпочтительней, по крайней же мере для и ему же самому, да и довольный уже и тем, что увидел, достаточно было ему уже и этого, чтобы понять же и удостовериться в том, что: похоже — не просто, а специально и не похоже же именно, а так все и есть.

А еще же хватило, было довольно и достаточно того и для того, чтобы окончательно уже прийти и дойти же самому до ручки с ней и ее же, как ожидаемо, а и точнее — от желания поцеловать до желания прибить ее на этом же самом месте, здесь же прям и сейчас, в этом самом углу. Ведь и мало того, что так нагло же прервала на самом интересном, и что вполне же могло еще подождать, в эгоистичном же сравнении, конечно, но и как есть, чего уж тут и уже скрывать, так еще же и такую свинью подкинула. Но и тут же — будто он сам этого, как и об этом же не знал, хотя бы и не догадывался. Знал, перед этим же еще и прочно догадываясь! Только и от этого же вновь — не становилось легче, как и менее же обидно. Стало лишь — более и больнее. Гораздо больнее. Ведь и, казалось бы еще, впервые он совсем не знал, что со всем этим знанием-догадыванием делать. Как и как же правильно поступить, отчего и буквально же сатанел на глазах, слетая затем в Христово же смятение, терпение, принятие и прощение и снова же поднимаясь, не понимая же еще между делом — от чего и кого больше: от того, что она все еще это скрывала или от того, что скрывала другая, которая так неожиданно и кстати, вполне же еще и учтиво решила вдруг и с ничего же им всем помочь, переметнувшись и перевербовавшись, переобувшись в самое уродское же, на его взгляд, сейчас и в принципе же совмещение полезного с приятным — кроссовки на платформе-танкетке. Ну и на две же играет все же стороны и на все же ворота сразу, как свой среди чужих и чужой же среди своих. Да и именно же еще сегодня! Как и не знал же — как с этим всем бороться, не выпав где-то между еще и сам в осадок и остаток или даже уже и в осколок своей же личности тоже, схлопотав же уже окончательно и бесповоротно биполярное расстройство с не пограничностью, а уже и прямым преимуществом второстепенного над главным.

— Карина тоже в курсе, полагаю! — Вновь куда громче произнес и сразу же зафиксировал это Егор, не подразумевая вопрос, хотя если бы даже и да, восклицательный знак, следовавший по пятам бы за ним, все равно бы перебил и его, как и саму уже затем вопросительную интонацию, коей и вовсе же не было.

— В курсе. Как и я… — как в бреду и вновь же на автомате, не думая и не продумывая же каждый свой новый шаг наперед, ответила София и лишь затем только встрепенулась, мотнула головой и воззрилась на него уже куда более осознанно, как и с не меньшим же ужасом в своих сейчас темно-карих глазах с расширенными до формы больших плоских блюдец черными зрачками, будто и окаченная же и в прямом смысле уже его морской волной с головы до ног, но и еще не видя, как и не подозревая о пришедшей же с ней, как и к ней же самой на стрелку и тет-а-тет, стене из куда больших и высоких волн, что сделают ту же и на собственном же уже фоне — лишь всплеском лужи, расходящимся полукругом по и на воде. — Стоп! А она-то тут?.. Так вы поэтому ее… Подожди! А ты откуда все это знаешь? И к каким это таким: другим? Только ведь — ко мне и… перетекая же к другому… то есть другой и… тогда лишь! Убивать, карта жертв?.. Но и это же еще — ладно. Импровизация! И под те же все статьи… А до этого? И главное — как видишь? Ведь Розы здесь… Такая же тьма? Тебя, что, тоже?.. И она же?!.. Но… когда? Да и зачем?.. Когда она успела?! Или еще тогда, когда и… вашу же с Владом… другую? Так вот… как они еще… и буквально же… связаны между собой! — И все бы ничего, да и вот и только она вновь забыла, что вопросами от него, как, впрочем, и от других до или уже после этого, никаких приветов-ответов не добьется,