своего же рта к своему же собственному языку и начать целовать себя уже гораздо протяженнее, дальше и дольше, глубже, цепляясь буквально, сплетаясь же с ним в своеобразном и все так же под ведением его же танце и распыляя, оставляя на ее же вкусовых рецепторах вкус своего-его же поцелуя со сладким и одновременно горьким послевкусием все той же его еловой смолы с легким флером и осадком, остатком морской пены на кончиках иголок, тонкой и полупрозрачной пленкой оседающим и на сами же тягучие и тугие их капли, на что ей только еще больше хотелось и уже до конца попробовать и распробовать его весь, как и его же всего, раз и навсегда уже запомнив, отметив и закрепив же все его цвета и оттенки, вкусы и послевкусия до конца, чтобы уже затем, повторив и повторяя же его с ним из разу же в раз, вносить лишь небольшие коррективы, пополняя и дополняя список, не отдавая же в этом до конца себе пока полный отчет, но и отчего-то же вновь уже уверенная как в принципе, так и в правильности же этого самого своего суждения и какого-никакого же, а уже и обещания, пусть пока только себе и внутри же себя.

Но и тут же, как обычно, впрочем, это и бывает, с большой силой принятого решения пришла и с той же силой ответственность — с силой же нормального ее наконец осознания, понимания и принятия, иначе еще говоря, из сонного режима таки вышел ее мозг, отправив в то же путешествие и по тому же самому направлению-маршруту уже сердце в одностороннем же порядке и не факт, что с обратным же билетом, как и до этого был он сам, загородив все и вся странным и вновь же ниоткуда взявшимся непониманием-вопросом о том: «А ведь сколько же было таких же желающих этого? Таких же, как и ты же сама, м, дойти и с ним же самим до конца и дна… Как минимум же и одна. И не просто же влюбленность, а!». И ее же в этот самый момент как током ударило и громом же еще сверху поразило, дозволяя вмиг разорвать замок из ее пальцев на и за его же шеей, переместив большие из них на ее-его переднюю часть, почти что и грубо надавив ими на нее, чуть отталкивая его от себя и подрывая же тем самым сам поцелуй с не иначе же еще как и прямо-таки уже и молебным же обращением к нему:

— Егор…

— Нет! — Резко отреагировал-отрезал он и оторвал ее руки от себя, вновь скинув их одной своей правой вниз, возвращая же параллельно ее саму вновь в поцелуй, а освободившуюся в момент руку — на ее уже скулы, чуть сдавив их и приоткрывая тем самым ее же губы и рот самостоятельно, дабы ей вдруг не пришло в голову начать все сначала или прекратить все вовсе и совсем же самой, поступая уже не столько и лицемерно, сколько и эгоистично, пусть и не видя иного решения в данный момент, как кроме, но и лишь вновь она сама и одна. Вроде же еще и того, как однажды, еще учась проникать в другую голову и мысли, напал в воспоминаниях же Александра на него же самого, нее и их поход к стоматологу. И пусть вряд ли эти два события можно было назвать параллельными, как и насилием во благо, будто и ложь такая существует, не ведущая же и сразу в ад, но и как минимум же синонимичными, тут же переправляемыми в стопку к вопросам мироздания: «В чем смысл жизни?», «Что появилось раньше — курица или яйцо?» и «Насколько же время циклично, если смысл фразеологизма держите меня семеро открылся ему и для него же уже самого пусть и иначе, но и как никогда же правильно и прямо лишь с мужчиной же и еще шестью же врачами, медсестрами и — братьями вокруг одной нее и ее же на момент кресла, пытающимися-таки хоть и так заставить ее вылечить ее же зуб, избавив от боли и в дальнейшем: поначалу еще своими силами и руками, чтобы еще и рот сама не закрывала, как и он же сам сейчас делал, а под конец уже и с помощью подручных средств и чтобы именно не укусила». Ведь и о чем явно уже не думала и даже еще не задумывалась же в моменте сама она, будучи приготовленной к боли, как и плакать, еще на осмотре же и перед ней других и чужих детей, изначально уже напуганная ими и до чертиков, следом еще тупыми мультиками, не сулившими ничего своей чрезмерной добротой, кроме тишины перед бурей в чисто-белом же стерильном кабинете, пропахшем почти что и всеми же возможными и не моющими средствами и медикаментами, а после и самим же сверлом, что при подношении же к ее же собственной руке врачом было прокомментировано, что действие, что и оно само, лишь так: «Смотри, это лишь вода». Да-да, как и (не) слезы и «жирафик» в «Трудном ребенке» с диалогом на века: «Смотри-ка, жираф!». «Смотри-ка, кулак!». Жаль, в тот момент с ней не было именно его и приоритетом скорее было именно то же самое благо, нежели и ее же собственное спокойствие, безопасность и отсутствие слез как в общем и у всех же детей сразу, так и в принципе и у нее, а уж и тем более от него же самого где-то в процессе. Он бы ни этого, ни того не позволил. Просто и изначально же сам не допустил. Развернул бы ее, отвернув еще и от мультиков разом, как и от всего, всех и вся. Вывез бы из кабинета. Подвез бы к шарикам. И со словами «Посиди пока здесь — я скоро вернусь» закрыл бы с другой стороны дверь. И не хуже, как и ранее еще сказал же сам Влад, устроил бы им всем взрослое кино в лучших традициях порнхаба и графы же БДСМ, ведь и с некой же еще и отсебятиной как и от себя же самого, так и от предметов, явно не предназначенных для чего-то кроме, чем и своего же собственного предназначения, но и это же лишь инструкция и в теории, когда, как и та же все «Камасутра», и на практике была определенно же расположена именно к экспериментам и действиям. — Не в этот раз! — И снова после произнесенного же обрывочно собой