— Прости, — шепчу я ему, принимая вызов, и выхожу из комнаты.

Юлька может ляпнуть что угодно, а Антон и так стал слишком нервный. Закрываюсь в ванной, чтобы никто не подслушивал.

— Что ты хотела, Юля? — стараюсь говорить спокойно, но чувствую, что обида так и сквозит в голосе.

— Лен, да я узнать хотела, как ты добралась… — спрашивает Юлька.

— Нормально, — сухо отвечаю я.

— Ты уже там? В Листвянке?

— Да.

— Ну хорошо… — говорит она.

Повисает неловкая пауза.

Я уже собираюсь попрощаться и нажать отбой, но тут Юлька снова подает голос:

— Ле-ен, — заискивающе тянет она. — Прости меня. Не знаю, что на меня вдруг нашло… Наговорила тебе гадостей, как дура. На самом деле я так не думаю! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как я тебя люблю, ценю и уважаю. Мне ужасно стыдно. Это же вообще последнее дело из-за мужика ссориться…

— Я с тобой и не ссорилась, — вздыхаю я устало.

— Значит, ты на меня не сердишься? Мир?

— Не сержусь… мир, — уступаю я. — Как вы там?

— А все вышли. Я тут одна сижу скучаю. Славик пошел Никитоса проведать… Ой, кстати! Тут такое было! Ник с Костей… ну, это парень с нашего этажа… в общем, они что-то не поделили. Сразу после твоего ухода началась заварушка. Они чуть не подрались. Девчонки такой визг подняли, что все из комнат повыскакивали. Короче, наши их вовремя разняли. А потом, прикинь, они нашли общий язык. Ник даже завис у Костика в комнате, у него тоже сегодня что-то празднуют. До сих пор там сидят пьют… Ну а Руслан с Настей гулять пошли. Анька тоже куда-то запропастилась…

И тут ее прерывает шум. В комнату, судя по звукам, кто-то входит.

— Ой, Славик! — восклицает Юлька, затем шепотом мне: — Ну ладно, Лен, Славка с Ником вернулись, я тогда тебя позже наберу… Эй, Ник, не запирай дверь, не надо…

— Надо, Юля, надо, — отвечает Слава, как мне кажется, с издевкой. Или у меня все-таки паранойя?

— В смысле? Да не надо, девчонки же придут… Э, вы чего? Никита, ты офигел? Руки убери! Слава! Что за дела?! Скажи ему!

— Юля! Что у тебя там происходит?! — кричу я, а у самой сердце падает в пятки.

Раздается треск, грохот, затем Юлькин голос становится глуше, словно в отдалении. Наверное, она уронила телефон.

— Слава, скажи ему! — передразнивает ее Никита.

— Слава! Никита, руки убрал, скотина! Мне больно! — визжит Юлька. — Слава! Что за фигня?!

— Это не фигня, Юлечка, — отвечает он таким тоном, что мороз продирает. — Это сюрприз. Я обещал устроить тебе незабываемый день рождения? Жаль только, Рус слился, ну ничего, мы и вдвоем…

— Ты бредишь? Что все это значит?

— А это значит, Юлечка, что не надо было играть со мной. Не надо было парить мне мозг. Не надо было строить из себя порядочную, когда на самом деле ты — дешевая шлюха. Думала, я ничего не узнаю?

— О чем ты?! — плачет Юлька.

— Выйди уже из роли, она тебе не идет. Ну, ладно, освежу тебе память. Вспомни вписку этой весной в Радищево, кажется… как тебя там пёрли обожранную в хлам…

— Это неправда!

— Сука, не ври лучше! Даже рот свой поганый не открывай. Я своими глазами видел это дерьмо. Тупая ты овца… ты не в курсе, что в телеге полно каналов, куда сливают видосы со всяких вписок с такими вот шлюхами, как ты? Там тебя и нашли. А я, сука, тебя еще своим друзьям представил… моя девушка… любимая, б***, прям хоть завтра женюсь… А любимая оказалась обычной давалкой. И все теперь это знают, тычут мне этим, ржут надо мной… Ты, сука, не догоняешь своим куриным мозгом, как ты опозорила меня? Какой это зашквар…

Я, оцепенев от шока и ужаса, сижу на бортике ванной и сжимаю телефон. А затем слышу звук удара. Юлька вскрикивает.

— Не надо! Пожалуйста!

— Никитос, включи-ка музло погромче.

И я чуть не глохну от грохота. Баста тотчас перекрывает Юлькины вопли. Я сбрасываю звонок и судорожно набираю 102. На одном дыхании выпаливаю:

— Помогите! Там на девушку напали! Двое парней… в комнате… в общежитии педуниверситета… адрес Польских Повстанцев, три, комната пятьсот девятнадцать… Пожалуйста, скорее!

Дежурный задает мне какие-то вопросы, требует назваться, а меня колотит от нетерпения. Надо ведь спешить! Наконец он принимает вызов. Но я не могу просто ждать, но и не знаю, что еще сделать. Снова набираю Юльку — без ответа. Тогда звоню на вахту общежития, раз за разом звоню — но там сплошные короткие гудки. Глупая вахтерша! Судорожно вспоминаю, кому еще можно позвонить.

Может, Герману? Но что я ему скажу? Что брат его невесты прямо сейчас собирается мою подругу… я даже мысленно не могу произнести это ужасное слово…

28. Лена

На несколько секунд замираю — набираюсь решимости, чтобы позвонить Герману. Так некстати вдруг всплывает мысль: последний раз я это делала, когда он меня бросил, с тех пор — ни разу. Даже поклялась себе, что никогда ему больше не позвоню. Вычищу все его сообщения, удалю номер из контактов, забуду. Но не удалила, не вычистила, не забыла.

На самом деле, мне проще было бы позвонить кому угодно, но не ему. И в то же время лишь в него я почему-то сейчас верю. Как в чудо. Мне кажется… да нет, я почти уверена, что если кто-то и может сейчас помочь, то только он.

Пальцы дрожат, не слушаются, нажимают не те цифры. Я психую, чуть не роняю телефон, пока набираю его номер, злюсь на себя за эту неуклюжесть, ведь на счету каждая секунда… Каждая секунда неминуемо приближает беду.

Наконец, всплывает его имя, я нажимаю вызов и перестаю дышать, прижав телефон к уху. Чувствую себя натянутой до предела струной.

И истерично шепчу про себя: «Юля, Юлечка, держись, пожалуйста…отбивайся… кричи…». Мне кажется, что это меня поймали в ловушку, надо мной собираются надругаться… приближаются ко мне шаг за шагом, тянут мерзкие жадные руки, ощупывают плотоядными взглядами…

Идут длинные гудки, но их перекрывает мой собственный пульс, строчащий пулемётной очередью. И гудки эти кажутся просто бесконечными. Я почти в отчаянии: почему он не отвечает? Что теперь делать? К кому еще обратиться?

Но вот гудок сменяется другим звуком: то ли вздох это, то ли просто какой-то шум. Слава богу, Герман ответил!

— Привет, это я! — торопливо и, словно задыхаясь после долгой пробежки, выпаливаю я. А в ответ