мужчиной… Или точнее, пока ещё заготовкой под оного — юношей шестнадцати лет. Последнего живого представителя семьи Меньшиковых, серьёзно пострадавшей в процессе переворота.

Не знаю, правда, имела ли эта семья хоть какое-то отношение к той древней фамилии, да это уже было и не важно — всё же двадцать второй век на дворе. Подобные отсылки не имели теперь никакого значения.

Меньшиковы занимались поставкой и обслуживанием различной техники уже более ста лет. Их имя в Лазбурге прочно ассоциировалось с запахом масла, лязгом стали и рёвом двигателей внутреннего сгорания вот уже целый век. И только лет десять назад к ним добавился ещё один образ — медленное, но неуклонное вымирание их семьи. Не было за это десятилетие ни одного года, чтобы кто-то из Меньшиковых не скончался от болезни или несчастного случая, что было чертовски странно.

Старший брат юноши, с кем мне придётся сегодня встретиться, и вовсе погиб совсем недавно — попал в аварию в городе. Не сработала система автоматического торможения элитного беспилотника, его занесло, и тот угодил прямо под бетоноукладчик…

Знакомая схема.

Я ожидал увидеть кого угодно, но не того кто пересёк только что дверной проём, безошибочно найдя нас уставшим взглядом. Высокий, под метр девяносто юноша не выглядел на свои шестнадцать лет — скорей на все двадцать. Был широк в плечах и могуч мускулатурой. Руки его выглядели грубо, словно всю жизнь крутили гайки в минус сорок или долбили ими горную породу без всякой кирки… А на его левом виске уже проступала ранняя седина. Я даже как-то засомневался, действительно ли ему шестнадцать, так что машинально перепроверил это самым надёжным способ — просканировал ауру парня.

И тут же мои брови взлетели вверх! Аура Добромира Меньшикова напоминала скорее рваную тряпку полутрупа, нежели здорового подростка шестнадцати лет. И да, парня звали Добромир — то есть добрый и мирный. Старое русское имя, подходившее ему словно корове седло.

— Колбин? — задав этот риторический вопрос, парень сразу уселся напротив меня, хмуро уставившись прямо в глаза. А он забавный!..

— Меньшиков? — прищурился я с улыбкой, также как и он, глядя собеседнику прямо в глаза. И на этом всё. Между нами установилось давящее молчание минуты на две… Мы оба прощупывали друг друга взглядом, пытаясь оценить, словно противники друг друга перед боем. Глаза Добромира были чуть уставшими, но цепкими, с лёгким покраснением от недосыпа. Смотрели на меня твёрдо, даже упрямо, почти не дёргаясь и подолгу вглядываясь в любую мелочь на моём лице. И, похоже, что-то парень, наконец, разглядел, потому что затянувшееся молчание он разорвал первым.

— Мне выставили ультиматум. Техники не будет. Это всё, — парень поднялся, и просто ушёл, оставив в недоумении как меня, так и мою охрану.

— Шеф, его задержать? — снова заговорило со мной моё ухо.

— Нет, пусть идёт. Я сам. Позже… — было очевидно, что без вмешательства Зеона тут было не обойтись. Только он мог в открытую вмешаться в дела этого парня и разузнать что к чему и почему на его ауре столь явные следы посмертного проклятья. Меня же, лицо официальное, просто не поймут, начни я упорствовать и принуждать его к переговорам, — Уходим отсюда…

Больше в этом месте делать было нечего, а у меня самого было громадьё не самых безопасных планов.

Мы встали и направились к выходу, но в дверном проёме неожиданно наткнулись на целую группу работяг, чей хмурый вид не сулил ничего хорошего.

— А этот пи-ме-дор что тут делает⁈ Вы чё тут трётесь, девочки⁈ — на меня уставился десяток пар глаз, не предвещавшие нам спокойной жизни.

— Галахер Джон, вам выписан штраф за грубое высказывание — сто пятнадцать долларов! — несмотря на то, что мужик высказался крайне завуалированно, городская среда всё же начислила ему штрафные санкции.

— С-ка… — едва шёпотом ругнулся он себе под нос, — Ненавижу этот город. Чё встал⁈ Валите уже отсюда!

Растолкав нас с ребятами, мужик быстро просочился внутрь, моментально потеряв к нам интерес. Остальные тоже последовали его примеру, но тотчас замерли, как я заговорил.

— Ты куда это пошёл, Гала-ХЕР? А за пидора ответить⁈ Гала-ХЕР⁈ — спускать такое в свой адрес в мужском коллективе всё равно, что расписаться собственноручно что ты и правда, такой, как о тебе высказались. И так поступать — не то, что себя не уважать, а просто опасно для жизни. К тому же мне нужно было срочно попасть в корптюрьму! Так почему бы и не использовать этот удобный случай?

— Владимир Колбин, вам выписан штраф за грубое высказывание — сто пятнадцать долларов!

— Как ты меня, с-сука, назвал⁈ — мгновенно тот развернулся, и, довольно оскалившись, двинулся на меня. Ростом он был чуть пониже, но выглядел гораздо опаснее в силу возраста и грубости черт, — Ты, ебучая подстилка для пидарасов, продавшая свою, блядь, жопу за циферки на счетах! Думаешь, пидор ёбаный, твоя охрана тебя спасёт, когда таких как ты на штыки поднимать придут⁈ Всех кончим, ублюдок, понял? Я мать твою ебал во всех позах, если вообще она у тебя была! — приблизившись к моему лицу вплотную, он старался придавить меня своим взглядом, играя тембром голоса и мимикой, явно нарываясь на драку.

— Галахер Джон, вам выписан штраф за грубое высказывание — тысяча триста долларов!..

— Кончалка-то выросла, мудазвон парафиновый? А чё ж ты раньше тогда ебальник не раскрывал свой? Полвека вас долбят как хотят, ставят раком, а вы всё терпите, значит? Терпилы ёбаные. Куколды, сука. Ты хоть помнишь ещё, что значит мужиком быть, а, мазерфакер недоделанный? Псина брехливая ты, которая только и может что лаять, вот кто! А укусить попробуешь?.. Ну, давай, — оскалился я, щёлкнув зубами, — рискни здоровьем. Щеночек, аф-аф, — подразнил я мужика, одновременно потрепав по щеке, словно маленького мальчика.

— Владимир Колибин, вам… тысяча четыреста пятьдесят долларов!.. — вещал при этом на фоне электронный контролёр.

Естественно у того не выдержали нервы, и он с силой ударил по моей руке, сбивая её в сторону. Нас уже давно обступила со всех сторон толпа посетителей, наслаждаясь неожиданным представлением,