построишь, только сарай для скотины.

– Я бы попросил! – взорвался Евлампий.

– Проси, – съязвил хранитель, – попрошайка несчастная.

– Замолчите оба, – приказал я.

– Я-то захлопнусь, – обиделся Оливье, – но моя великолепная идея, как достать артефакт, останется при мне.

Он отвернул покрытую вздыбившимися волосками голову и сжал губы.

– У нас гости! – вскрикнула Оксана.

Она единственная оставалась на ногах и с тревогой смотрела вправо по борту.

Чича подскочил, замахав крыльями.

– Только этого не хватало! – всполошился он. – Заморские перешлёпы!

– Это маги их на нас натравили, – стараясь не улететь за борт, крикнул архивариус.

Я тоже поднялся на карачки. Хранитель подскакивал на моём плече, пытаясь разглядеть то, что видели остальные, а когда я добрался до мачты и, опираясь на нее, остановился, выругался.

– Нам кранты! Быстрее в каюту. Надо придумать, чем от них откупиться.

Огромная черепаха, скачущая по волнам вслед за нами, выглядела удивительно, но не более того. Что она на корабль нападёт? У неё даже зубов нет. Я присмотрелся повнимательнее. И когтей тоже, только шипы на заросшем ракушками панцире.

– Они любят все блестящее, дорогое и магическое, – объяснил голем.

– Дудки! Я не отдам ценные артефакты грязным пупырчатым глистам. Сойдут стеклянные бусы.

– Не скупись, побрякушками от заморских перешлёпов не откупиться, – не уступал Евлампий.

– Перешлепаются, – взревел Оливье.

– Лучше умереть? – ошеломленно пробормотал я, хватаясь за перила.

Из-под панциря большой черепахи на нас таращились тощие головастики в кожаных шлемах с костяными рогами. Маленькие красные глазки и дыры безгубых ртов, с торчащими иглами острых зубов, выделялись на бледной чешуйчатой коже, как гнойные язвы. В тощих, угрожающе согнутых лапах извивались трёхглавые змеи.

– Хлипкие какие, – пробормотал я. – Может бусиков и правда хватит?

– Они отражают любую магию и любят поедать пленников живьем…

– Найдем самый большой, ценный и блестящий артефакт! – вскрикнул я, метнувшись к каюте.

– Не для того я семьдесят лет рыскаю по мирам, собирая диковинки, чтобы раздавать их направо и налево, – надменно заметил хранитель.

– Мы начнем переговоры, – крикнул мне вслед архивариус.

Упираясь непослушными ногами в палубу, я добрался до коридора и в один прыжок достиг двери, вцепившись в ручку. И пока Оливье бурчал о нажитом непосильным трудом, вошел в его апартаменты. Мысль, что меня пережуют живьем, придавала сил и скорости.

Проскочив стол со звенящими медными котлами, я ухватился за шкуру чупакабры и пнул кресло, чтобы не мешалось. Из двери высунулась деревянная рожа, но получила щелчок по носу и по моему приказу тут же развеяла «полог отдохновения» и другие дядины чары-ловушки.

Под причитания хранителя я спустился по лестнице в хранилище.

– Протестую! Это всё моё! – визжал Оливье не своим голосом.

Он скакал по плечу, размахивал руками и колотил по моей шее.

– Моё! Всё моё! Ничего не трогайте, бескорыстники распродажные!…

Я обшаривал глазами затянутые паутиной старые шкафы и полки, но голем меня опередил.

– Вон там сейф с пудовым замком, – вскрикнул он, указывая на дальний угол.

– Не-е-е-ет! – взвыл хранитель, забрыкавшись еще сильнее. – Мои цацки! Не смей! Отомщу! Прокляну! Убери лапы! Моё-ё-ё-ё!

Заткнув уши, чтобы не оглохнуть от его воплей, я бросился к железному ящику.

– Капитон, открывай!

Замок задрожал, и дужка выскочила из засова. Дверца отворилась. На верхней полке лежали плоские стеклянные банки, в которых парили прозрачные капельки, сверкая, будто настоящие бриллианты.

– Первые капли, – зачарованно пробормотал Евлампий.

– Не смейте! – заревел Оливье и закашлялся.

– Они дорогие? – усомнился я.

– Очень, – убежденно выдохнул голем. – Это вода, найденная во время сакмых первых путешествий между мирами. Она обладает удивительными свойствами…

– Не тронь! – трясущимися губами прохрипел хранитель. – За одну каплю на черном рынке корабль дают.

– Пойдет, – решил я, снимая с полки одну из банок.

– Да, – зачарованно протянул Евлампий.

Оливье так отчаянно голосил, что я даже остановился.

– Прошу, помолчи. Если меня сожрут, то и тебя вместе со мной. У нас нет другого выхода. От одной капельки твоих сокровищ не убудет.

Хранитель горестно взвыл, но забормотал тише. Последними словами, которые я смог разобрать, были: «Ты за все поплатишься, крысёныш».

Я взлетел по лестнице и выглянул на палубу. Перед Оксаной с архивариусом выстроились по росту пять тощих головастиков в шутовских нарядах с перьями и яркими лентами.

– Пипляк дика шмачный, – пророкотал самый маленький и провел толстым шершавым языком по губам.

Я вылупил глаза и Мровкуб поспешил перевести на нормальный язык.

– У заморских перешлёпов особенный диалект. Они сказали, что ты тоже очень вкусный, юноша, – объяснил он.

– Зачем так грубо, – расстроился я. – Мы же им ничего не сделали.

– Вообще-то наша попутчица, – незамедлительно наябедничал архивариус. – Швырнула в них шаровую молнию. Она, правда, вернулась и чуть не снесла главную мачту…

– Они кричали, «баб-пипляк задоволь жиромясины», – попыталась оправдаться Оксана. – Обидно же… Я слежу за фигурой… Вот не сдержалась…

Я вздохнул. Вишь ты, какая гордая, когда меня предавала и обманывала – сдерживалась, а сейчас вот из-за «жиромясины» не смогла.

– Камбузявы харчины задоволь бессчетно, – рыкнул тот же маленький заморский перешлёп, показывая на нас кривым тонким пальцем и потрясая трёхглавой змеёй.

– Мы хотим откупиться, – вскрикнул Евлампий, опередив меня.

Мровкуб вздохнул и зашевелил губами, пытаясь подобрать нужные слова.

– Пипляк хрять мзду, – выговорил он. – Бессчетно харчины.

– Талкай мзды до жвака-галса.

– Показывай, только побольше, – перевел архивариус.

Я осторожно шагнул к перешлёпам, вытянув на руке плоскую банку. Капля запрыгала, отталкиваясь от прозрачных стенок, словно хотела выскочить.

– Грогги зашибственный фордевинд! – заголосили чешуйчатые головастики.

Архивариус потупился, покачав головой.

– Им очень нравится, – еле слышно выдавил он.

Я облегченно выдохнул.

– Долбануть негоже мзды, – сказал маленький перешлёп, выкатив красные глаза. – Мзды пущее пипляк камбузявы харчины.

– Они не примут такой богатый откуп. Он больше нашей пищевой ценности, – объяснил Мровкуб, поморщившись.

– Конечно, – взвыл Оливье, – Таких как вы за первую каплю полмиллиона наменять можно.

– Скажи, что…

– Прошу прощения, что перебиваю, юноша, они не согласятся. Заморские перешлёпы славятся своей принципиальностью.

– Тогда пусть дадут нам что-нибудь взамен, – предложил я, с сомнением поглядывая на тщедушные чешуйчатые тела.

Архивариус пожал плечами.

– Подкинь калым переместища мзды, – проговорил он.

– Ща нам бусиков и отсыпят на сдачу, – проворчал хранитель.

Заморские перешлёпы зашептались между собой. Самый маленький шумел больше всех, подпрыгивая и потрясая шипящей трехглавой змеёй. Красные глазища вылезли из орбит, а тонкие губы искривились и дрожали. Едва справившись с собой, он повернулся к нам и строго заявил:

– Ничегушечки.

– У них нет ничего равнозначно ценного, – перевел Мровкуб. – Хотя, как говорил знаменитый защитник Одинвполевоин: «Нельзя себя недооценивать».

– О чем вы? – удивился Евлампий.

– Они обладают глубокими магическими знаниями, способными привести в трепет самого изощренного архимага. Им известны древние истины, давно стертые из памяти других волшебников.