Я так глубоко погрузился в альфа — состояние, что мой мозг превратился в то, что я в шутку называл сверх — альфой.

Мне удалось встретить Доминика до того, как он ушёл.

— Ты хоть немного подумал о том, что я сказал на днях?

— Не беспокойся об этом, — ответил он. — Всё хорошо.

Нет, всё было не хорошо. Доминик выглядел таким же бледным, как Фантом Истины, но абсолютно не осознавал этого. Всю жизнь ему приходилось усваивать уроки на собственном горьком опыте и это тоже никогда не изменится. Он был совершенно непробиваемым.

— С чего ты решил, что умнее правительства, которое десятилетиями разыскивало «Короля в Жёлтом» по частным библиотекам и аукционам, пытаясь стереть его с лица Земли?

— Да, что они там знают в правительстве? Они ведь запретили травку, не так ли, но что в ней плохого? Я всё время курю травку и мне это никогда не причиняло вреда.

Я мог бы указать на то, что травка превращает его в бестолкового подростка, но он бы с этим тоже не согласился. Ко всему прочему у Доминика был вспыльчивый характер и лучше было урезонить этого большого идиота, чем взбесить.

— Я ухожу, — сказал он.

— Мы поговорим об этом позже, — ответил я, мой голос выражал усталость.

— Да — да, хорошо.

Когда Доминик уходил, я заметил, как в сероватом сигаретном мареве за ним следовало что — то жёлтое и изорванное…

В ту ночь я погрузился в медитативный транс, свеча с ароматом иланг — иланга наполнила мой кабинет экзотическим ароматом. Я сосредоточился на мандале, вытатуированной на правой руке — восточном узоре, обрамлявшем пурпурную бабочку, символе связи с моим духовным наставником, самым могущественным повелителем мира духов.

Я отличный ясновидящий, но слабый яснослышащий. Бабочка нашёптывала что — то в левую височную долю моего мозга, в эти врата яснослышания. Увы, всё, что я слышал, было неразборчивым бормотанием, состоявшим из гласных, которое словно предупреждало меня без слов. Возможно, в словах и не было необходимости, я знал что такое «Король в Жёлтом» и слышал об этом всю свою жизнь. Легенда о нём обладала для меня странным притяжением, которое я никогда не мог объяснить.

Оторвав взгляд от бабочки, я сделал расклад на ситуацию. Результат был тревожным, карты говорили, что основа проблемы не в книге Доминика. Если она будет уничтожена, то канал всё равно останется открытым, в этом вся особенность, а в данном случае проблема, медиума. Книга уже была написана и Доминик служил всего лишь её проводником, слишком ослеплённый своим раздутым эго, чтобы понять, что он на самом деле ничего не писал сам, когда сидел и строчил, словно под диктовку.

Я выложил ещё три карты, ими оказались Шут, Смерть и Справедливость, и долго смотрел на них, стараясь не позволять своему левому полушарию мешать объективной интерпретации. Это был негативный расклад, мне не хотелось принимать его значение, но это была моя колода Рериха: карты, которые никогда не лгут.

В конце концов, я решил позволить событиям развиваться своим ходом, они не требовали моего вмешательства.

На следующий день Доминик сообщил, что заболел. И на следующий тоже. Хозяйка салона волновалась, начинался напряжённый рождественский сезон и Салон Вирджинии Вестелл нуждался в каждом доступном медиуме, чтобы справиться с потоком клиентов, которым не терпелось узнать, что им принесёт наступающий год. Я же боялся, что Доминик уже довёл своё дело до конца.

Я вытянул две карты: Башня и Суд. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять их значение. Я подавил дрожь, карта Башни напомнила мне о тех мрачных башнях, что высятся над озером Хали.

Той ночью я проезжал мимо дома Доминика. Стоявшую на подъездной дорожке машину покрывал двухдневный слой снега, но света в окнах дома не было и на стук в дверь никто не ответил. Я проверил заднюю дверь, крадучись вошёл внутрь и включил свет.

Доминик лежал на кровати, его голова была похожа на заделанный шпаклёвкой капот его старой машины. Она была окутана чем — то белым — голова мумии, завёрнутая в кокон, сплетённый могильными мотыльками. В своих неподвижных руках он сжимал блокнот с ярко светящимся жёлтым символом. Я бросил на него лишь один взгляд, но увиденное поразило меня, как удар. Удар, пришедшийся в мою чакру солнечного сплетения.

И я вспомнил… Вспомнил, где видел Жёлтый Знак раньше. Всё это обрушилось на меня, как дурной сон. Тёплая волна сочувствия к бедному мёртвому Доминику захлестнула меня.

Я сжёг в камине блокнот с Жёлтым Знаком, медленно помешивая пепел, а потом ушёл, чтобы никогда больше не возвращаться.

Уходя, я услышал недовольный предсмертный хрип губительного духа — духа, состоявшего из чистой злобы. Но я не обратил на это никакого внимания, поскольку кармически давным — давно преодолел влияние таких бестелесных паразитов. Теперь я шёл по грязному полуночному снегу, озарённый чистым белым светом и на моей руке был знак абсолютной защиты в виде пурпурной бабочки.

На следующий день я ушёл из салона, навсегда оставив Фоксфилд позади. Это был просто этап. Кроме того, меня преследовало возникшее чувство вины — тихая, ноющая скорбь по несчастному Доминику, моей последней жертве.

Завеса забвения спала и я знал — прекрасно помнил, что в своей предыдущей жизни на Земле я был слепым, безрассудным негодяем, который, сам того не желая, первым впустил «Короля в Жёлтом». Я понимал, что вернулся в эту жизнь, чтобы пресечь его ужасное возвращение.

До конца своих дней я буду переходить из одного салона Таро в другой, ища таких же Домиников в надежде уберечь их от «Короля в Жёлтом», такова моя миссия искупления. И, если мне это не удастся, то я должен буду спасти мир от его собственного беспросветного невежества.

Ибо в своей нынешней жизни я был предан Пурпурному Императору с крыльями бабочки, который вечно борется с Королём в Жёлтом, этим самозванцем в изорванных лохмотьях, за обладание Троном Времени и Пространства.

И мы вступали в астрологический цикл, в котором, как было предсказано, Король может свергнуть Императора…

Перевод: Алексей Лотерман

Примечания переводчика:

Рассказ Уилла Мюррея «Пурпурный Император» (The Purple Emperor) опубликован в антологии «Репетиции Забвения, Акт I» (Rehearsals for Oblivion, Act I) 2006 года под редакцией Питера Уорти. Название происходит от одноимённого рассказа Роберта Чамберса из его сборника «Тайна выбора» (The Mystery of Choice) 1897 года, где относится к редкому виду бабочек Apatura iris. В рассказе Мюррея один из персонажей носит имя Дом (Dom), во избежание путаницы в переводе использована