Софья только кивнула.

– Значит, ты уже вернулась почти полностью, – как-то удовлетворенно заметил друг.

Девушка вздрогнула. Вернулась? Он сказал именно то слово. Но ведь именно так же говорил и человек в сером. И… Она уставилась на Мишку с испугом и подозрением.

Художник выглядел откровенно несчастным. У его подруги потрясающе яркая мимика. Он прекрасно видел, как она отреагировала на эту его оговорку. Знал, что сейчас наверняка делает ей больно. Но больше тянуть он не хотел и не мог.

– Соня, – начал он, – я просто больше не могу это скрывать. Даже если ты просто больше никогда не захочешь меня видеть после этого… Я должен рассказать.

– Ты тоже имеешь ко всему этому отношение? – занервничала она. – Ты все это знал и просто наблюдал, как я схожу с ума?

– Нет, – коротко возразил он. – Просто, похоже, я начал сходить с ума намного раньше тебя. И да, я боялся в этом признаться. Такое уже случалось раньше, и я даже не знал, что это связано с тобой. А когда начались твои кошмары… Я испугался. И не понимал, как объяснить.

– Подожди, – попросила девушка. – Случалось и раньше? Миша, о чем ты говоришь? Ты как-то во всем этом замешан? Или… Ты тоже видишь кошмары, галлюцинации? На ту же тему? Тогда…

– Не так, – прервал он ее. Если до этого момента друг явно не мог подобрать слова, то теперь, казалось, он торопится выложить все и сразу. – Да, это сны. Но в них нет ничего страшного. Там нет твоего Подземелья, тварей и прочего. Там другое…

Он поднялся с табуретки.

– Пойдем со мной, – позвал художник решительно. – В конце концов, заодно раскроешь секрет моего ночного творчества.

И он просто шагнул прочь из кухни. Софья осталась на месте. Она хотела злиться, кричать или даже плакать. Но, наверное, в каком-то смысле ей повезло, что ее бывшая подружка накачала ее антидепрессантом. Пусть так. Она… похоже, в итоге останется одна. Но, по крайней мере, это сейчас не так больно.

Все же Софья собралась и последовала за Мишкой.

Он ждал ее в гостиной. Просто стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на портрет собственной работы. Тот самый, который много лет назад понравился матери Софьи.

– Все началось тогда, – сказал друг, чуть повернув голову в сторону девушки, остановившейся рядом. – С этого портрета. Мне он приснился.

– Я приснилась? – не поняла девушка.

– Нет, – уточнил художник. – Именно портрет. Во сне я видел, как его рисует некий человек. Мужчина. Даже не знаю, кто он. Я видел, как он сидит в какой-то каморке, при свечах. Можно подумать, что монах. Но вроде бы нет. Просто отшельник, наверное. И он в моем сне рисовал этот портрет. Когда я проснулся, то почему-то решил повторить его работу. Теперь сам портрет здесь, а последствия всего этого тебе прекрасно известны.

– Да, знаю, – кивнула Софья. – Но при чем тут это?

– При том, что месяца три назад этот человек приснился мне снова, – пояснил Мишка. – И он опять работал. В той его каморке было теперь много картин. И я могу тебе их показать. Ты сама все поймешь.

– Но он же не мог рисовать… мою сказку, – немного неуверенно предположила девушка.

– Это ты мне скажи, – несколько угрюмо буркнул художник. – Идем в мастерскую.

Они поднялись в его мансарду, Софья вошла первой в темную комнату, где были только видны прямоугольники картин на более светлом фоне стен. Мишка включил свет. Нет, в целом каждая работа ее друга была особенной. Отрицать его талант было бы глупо. Но ничего тревожного или необычного она не увидела.

– Я их прячу, – чуть смущенно признался художник, вытаскивая несколько работ из-за ширмы. – Смотри.

И он протянул подруге первую картину, пока еще без рамы. До боли знакомый сюжет. Софья увидела темную кладку стен, арку, а в ней – знакомые своды, освещенные странным тусклым светом, край того водоема с той самой удивительно чистой водой и снова частично – массивную подставку под песочные часы.

– Ты… Ты сказал, что это рисовал тот человек, – потрясенно заметила она. – А это…

– Это твои кошмары, – спокойно закончил друг. – Да. Я знаю. Теперь знаю. Ты можешь убедиться. Тут около дюжины законченных работ. Сама понимаешь, за месяц я бы столько не успел. Я уже рисовал это, когда ты начала видеть то же самое. И я очень испугался.

– Поверь, очень тебя понимаю, – усмехнулась нервно Софья, рассматривая другие работы.

Тут было все. И лес в тумане, и город. Но больше было сцен из Подземелья. И часы, и фреска, и даже тот мужчина, которого она убивала в своих кошмарах. Софья узнала его лицо. Она сама тоже была там. Только… не совсем она. Та девушка оказалась моложе. Хрупкая, худенькая, с узким личиком и огромными наивными глазами. Волосы были намного светлее, чем у Софьи. Забраны в косы. Совсем девчонка…

– Ты сегодня сказала, – тихо напомнил друг, наблюдая за девушкой, – про то, что у них другие лица. Но… знаешь, это ты. Я… нет, я не чувствую этого. Тут другое.

– Мир точно сошел с ума. – Софья попыталась казаться веселой, получалось натужно, с явным оттенком горечи. – Даже Людочка, оказывается, рассказывает правильные вещи.

– Шок дня, – постарался поддержать ее Мишка. – Я хочу рассказать все. Тот человек в моем сне рисует это. Но он уже не один. Он рисует то, что рассказывает ему женщина. Вернее, та, кем ты была тогда.

– Он рисует с ее слов? – уточнила, нахмурившись, девушка. – Но как? Она приходит к нему после… Как сказать? Она бежит к тому человеку после каждого эпизода этой истории?

– Нет, – он отвечал нехотя. – Все это происходит после. Он нашел девушку без сознания в лесу. Когда все закончилось. Его привел к ней человек в сером.

И Мишка достал еще одну картину. Пока только эскиз. То же Подземелье, где девушка обернулась к нему. К высокому незнакомцу, закутанному в серый плащ. Его черные волосы падают на откинутый капюшон, челка рваными прядями спускается на глаза. Их не видно. Лишь намеком – серый росчерк. А лицо… Будто в