ЦРУ, Вит Скарлуччи… Если прокол удастся, надо будет связаться с Бейкой быстро. Защита купола быстро восстановится, что располосует твой сигнал за доли секунд.

— И сколько у меня времени с момента прокола?

Фел отвечала без раздумий.

— Десять, может быть, пятнадцать секунд. Если повезет, целых двадцать. Но помни: Бейка еще должна принять сигнал, а не отмахнуться от него. Скорее всего, он прибудет к ней в искаженном виде с неизвестного номера.

Посмотрел на конструкцию с уважением. Собрать мог каждый школьник, но вот толку…

И правда рисковая затея.

— Надеюсь, ты заведомо придумал, что скажешь. Без промедлений, мэканий-бэканий. Или расходимся.

Она сглотнула, дав время принять решение.

— Ты хваток. Пришел с оружием. Уже хотела стрелять в тех бедолаг.

Понял, о ком речь, заметив у окна винтовку на штативе. Фел готовилась если не к обороне, то к возможности быстро уйти.

Легкая сумка за плечами, пистолет торчал из кобуры. От нее шел дух немытого тела — не первый день в бегах.

— Решился?

— Да.

— Тогда мне нужно время на подготовку. Немного, пять-десять минут.

Прошелся, осмотрел нехитрый скарб, что снайпер приволокла с собой. Немного сменной одежды, платежные карты, документы.

— Собралась бежать?

Связная Бейки покачала головой.

— Прятаться. Будут искать через системы распознавания лиц. Пойду в один из отрядов сопротивления.

— Кшиштоф — наш человек?

Колдуя над чемоданчиком, на миг оторвалась, бросила на меня взгляд.

— Носферату? Я слышала о нем. Меценат, спонсирующий силы Сопротивления. Скрытная личность. Тебе довелось видеться с ним лично?

— Так получилось.

— Ему доверяют. Его прячут. Значит, наш. Платежные карты, что у вас, доставала через него. А еще он обещал сегодня подстраховать…

Подстраховать? В голове роилась тысяча вопроса, но отшвырнул их прочь, едва заглянул внутрь распахнутой настежь спортивной сумки.

— Это же…

— Твой «Янтарь», да. Забрала сама не знаю зачем. Он ведь сломан.

Не говоря ни слова, извлек его из холщового мешка, размотал промасленную тряпицу обертки — даже о сломанном заботились.

Фел продолжила:

— Вит хотел сделать из него своего рода… экспонат. Слышал что-то про музей победы?

Покачал головой, разве только обещания бронемага пихнуть меня под бронь стекла царенатцам на потеху.

— Жаждет возвеличивания своей персоны.

— Знаешь, меня мучает вопрос относительно Скарлуччи. Хорошо его знаешь?

Она пожала плечами.

— Лично? Нет. Что за вопрос там у тебя?

— Он пытался взять девчонок при нападении живьем. Говорят, у него пунктик — брать пленных. Поначалу думал, что это для создания новых рабов, но… столько техники, ресурсов, отряды спецназа для рейда, не слишком ли жирные потери ради горстки девчат? Даже ради мести Бейке…Он командующий, но кто-то одобрил его план.

— В де Ла Руни ты обнаружил ячейку ЦРУ, так? А после бронемаг явился туда лично?

— Было дело, — вспомнилось, как вновь мы понадобились ему живыми. Мог раздавить Белке голову двумя пальцами, переломить хребет щелчком, но не стал.

— Ему нужны не пленные. Лишь головы.

— На стену? Повесить как трофеи? — варварство возмутило. Как и нелепость: все ради этого? Фел поспешила разъяснить.

— Нет. Нейрочипы в ваших головах. Бейка ведь неспроста искала ружеманта. Делала твое пребывание в части… необычным.

Что верно, то верно. Многое вставало на свои места: Щебекин же говорил мне, что ИИ-ассистент не является искусственным интеллектом, лишь созданной мозгом аватарой. Знает не больше того, что знаю сам, если отрубить ее от архивов. Каждый раз, что она спорит со мной — флуктуации мозга, тот самый глас сомнений и внутреннего голоса…

— Но голова должна быть живой. Нейрочип погибает вместе с мозгом носителя. Потому лучший вариант — пленные. ЦРУ и выдало ему санкцию на проведение операции. Эти данные… им нужны.

— Что мешает провести такой же эксперимент самим?

— Чтобы это осуществить, нужно знать, что именно делала Бейка. Не думаешь же ты, что достаточно было уложить тебя баю-бай с десятком-другим оголодавшим до мужского внимания девиц?

К своему стыду, именно так и думал.

— Прошу, не мешай сейчас. «Копью» нужна тонкая настройка, не хочу, чтобы весь риск был даром.

Повержено поднял руки, сел на пол.

Огладил мятые останки старого друга. Когда-то над ним работал Макмамбетов по личному заказу Бейки.

Вспомнилось, как до отъезда он попросил помощи с подарком императору. Получилось же из заготовки сделать чудо?

Почему бы не попробовать сейчас?

Дерзкая мысль обескуражила: в самом деле, что мешает? Попытался вспомнить, что делал тогда.

Мутаген сероватой дымкой соткался на ладони, заклинание жаждало искажать и портить пушки.

Больше, чем есть, «Янтарь» уже не испортить. Сглотнул, провел по поверхности, на миг представил, что хочу сделать — и провалился во мглу…

* * *

Кровавый, жуткий бой впереди. Боевой клич тысячи глоток. Тела, лоснящиеся от пота и масла, почти обнаженные, с копьями и кривыми клинками наперевес.

Тяжелые щиты идут стеной прямо на них молча, зловеще, неотвратимо.

Железная черепаха щерится клыками копий. Ветер играет со щетиной оперенья шлемов.

Это не конец, только начало.

По самое колено в крови. Чужая жизнь стекает красным ручьем с клинка. Небрежно обтереть о труп лежащего человека, вознести над головой — и вперед! Вперед!

Война не терпит недомолвок. Ненависть, злоба, отчаяние и ярость точат клинки, говорят друг с дружкой звоном мечей.

Кладбище людских ожиданий. Огненный, пышущий заклятиями камень вспарывает мрак небес, стремительно бросается к земле. Чародейский жар слизывает бойцов, что корова, не оставляя даже пепла. В распахнутой настежь блестящей, словно стекло, воронке хламом лежат порушенные мечты, жизни, судьбы.

Скорбь о убитых быстро находит выход: смахнуть слезу, крепче стиснуть клинок, отомстить! Чтобы плакали теперь другие, чтобы больно уже им.

Война гогочет над жалким сопротивлением. Топчет кроху милосердия: посреди бойни человечности не ищут. Только теряют.

Лишь мгновения спустя осознаю, что война — это я. Я боевой клич, я вихрь клинков, я жажда крови. Я стервятники, что мрачно ждут тризны по убитым…

Неправильность во всем бьет по восприятию. Испорченная битва, гнутая, исковерканная. Острота клинков заменяется вязкой, тягучей резиной. Рев тысячи глоток — мышиным писком.

Спешу исправить. Рисую то, как вижу истинность сражения.

Хватаю чужую ярость горстями, завиваю резным, точеным стволом. Вороной блеск металла. Вихрь злости попадается под руку, стремится вырваться, умчаться прочь.

Ему уготована судьба вечность кружиться в коробе боезапаса. Щедро хватаю растраченные в мою честь жизни, жаром погибели сковывая, выплавляя твердость приклада.

Битва выравнивается, становится ярче. Не хватает густых красок. Богом, покопавшись в бороде, сыплю случайность с нелепостью на головы бойцов. Кто сказал, что в схватке решает опыт? Пусть удача правит бал!

Словно вишенка на торте, рисую силуэт мрачного жнеца, что ринется с холма за душами, стоит сражению уняться на миг.

Подчиняясь инстинктам, размахивая