течении река была не широкой, но достаточно быстрой, с пологим левым берегом и обрывистым, поросшим лесом правым. На ближнем к усадьбе левом берегу росли прекрасные луговые травы. Хлеба на этих землях полегали от близкого уровня грунтовых вод, и смекалистые местные крестьяне предпочитали их не распахивать, используя эти земли под кормовые угодья. Только у самой воды виднелись жидкие кустики тальника. Зато песчаные пляжи были чудесные, жаль только загорать на них в те времена было некому.

Дося оставила наших провожатых на приличном расстоянии и обязала повернуться спиной к реке. Сама же девушка быстро направилась к воде, мигом скинула все свое одеяние и смело бросилась в воду. Через минуту она уже плыла по средине реки, вынося из воды поочередно то одну, то другую руку. Это был исконно русский стиль плавания — саженки. Следом к ней присоединилась и Дуся. Однако плавать она почти не умела и держалась вблизи берега. Наконец, не удержалась и я. Поскольку купальника в средневековье я с собой не прихватила, пришлось плавать такой, как была — голышом.

С некоторым удивлением, я обнаружила, что почти профессионально плыву кролем. Я легко догнала Досю и, поравнявшись с девушкой, перевернулась на спину, и спросила у нее, где она научилась так хорошо плавать.

— А, это когда папенька был губернатором в Енисейске. Там большая река, холодная, а он ее один переплывал и меня научил.

— Так ты и в Сибири успела побывать? — полюбопытствовала я.

— Да, только я тогда была совсем еще маленькой и мало что помню, но, вот что он научил меня плавать — помню.

А потом поинтересовалась у меня:

— Как это Вы, тетушка, необычно плаваете? Быстро очень. Я так не могу.

— Ну, это стиль такой, кроль называется.

— А как еще можете, — не унималась девушка.

— Еще есть способ, брасс, — показала я.

— Так лягушки плавают, — рассмеялась Дося.

— Верно. А вот еще. На что это похоже? — и с некоторым удивлением от своей смелости я поплыла баттерфляем, чего, кстати, никогда прежде не делала.

— Ух ты, прямо, как бабочка! — восхитилась девушка и даже в ладоши захлопала.

— Правильно, это так и называется, или «удар дельфина», это такое животное есть в море, — ответила я и добавила озабоченно, — ты побудь пока одна, а я посмотрю, что там такое.

Я нырнула под воду и, проплыв метров тридцать, вынырнула у самого куста тальника, совершенно неожиданно для прятавшегося за ним человека. Тот даже вскочил испуганно. И тут я с облегчением узнала в нем одного из наших провожатых, который незаметно пробрался к берегу с целью посмотреть на купающихся господ.

Хорошо, что на этот раз, мне не пришлось демонстрировать свои навыки в рукопашном бою. Парень с позором удалился, а я еще несколько минут наблюдала за игравшими в песке девушками. Какие же все-таки они были красивые, хотя и совершенно не похожие друг на дружку. Дося — фигуристая, как будто налитая, а Дуся тоненькая, узкобедрая. Такой бы в балет податься, но еще долго не будет в России балета. И у меня вдруг защемило сердце при мысли о том, какое будущее их ожидает в действительности.

И этот поход, можно сказать, прошел вполне благополучно, чего нельзя сказать о следующей нашей прогулке.

Их было человек 6 или 7 на взмыленных лошадях с арканами в руках и тяжелыми пищалями за спиной — передовой разъезд крымских татар все еще совершавших свои набеги на юг Российского государства. Я обернулась назад, чтобы увидеть, готовы ли парни, с большими дубинами на плечах нас защищать, но увидела только брошенное импровизированное оружие и быстро удаляющиеся спины наших несостоявшихся защитников. Деваться было некуда.

— Придется защищаться самим, — подумала я.

Девчушки сиротливо жались за моей спиной, благо мой немаленький рост и широкополая шляпа позволяли это делать. Конечно, первый аркан полагался мне. Он уже промелькнул над моей головой, но я, действуя совершенно машинально, успела перехватить его левой рукой и резко рванула петлю из сыромятной кожи вниз. Всадник, молодой, голый по пояс парень, совершенно не ожидал такой прыти от пожилой женщины, которую он и за добычу, в общем — то не считал, вылетел из седла, как пробка из бутылки.

Правой рукой я выхватила из потайного кармана на своем жакете небольшой прибор в виде плоского пистолетика и дважды нажала на курок, целясь в двух ближайших ко мне всадников. Это оружие, которое я прихватила с собой на всякий случай, было не летальным, но довольно действенным травматическим оружием ближнего боя. Во второй половине ХХI века такие «пистолетики» носили спецназовцы — нелегалы, которым нужно было не уничтожить, а только временно обездвижить нападающих.

Сработало оно безотказно и на этих диких степняков. Оба воина свалились, как кули, и застыли неподвижно. Остальные всадники тоже замерли, видимо, отчаянно соображая, что же им делать дальше. Я сорвала с головы свою соломенную шляпку с легкомысленными шелковыми цветочками, чтобы все увидели цвет моих совершенно седых волос, и обратилась к нападавшим с краткой, но выразительной речью на их родном языке:

— Пошли прочь отсюда, дети собаки, и передайте своему бею, чтобы он убирался из страны урусов навсегда!

Татары безропотно подчинились, подобрали троих своих товарищей и с криками «шайтан, шайтан — баба!» мгновенно ускакали по проселочной дороге.

Больше мы их не видели ни в тот день, ни в другие оставшиеся дни моей командировки. Но я стала всерьез опасаться за сохранность сестер Соковниных. Попади они в плен к татарам или случись на их веку по моей вине какая — либо другая непредвиденность, и, кто знает, как бы отразилось это на одной из трагических страниц истории моей родины.

Нечего и говорить, что девушки были просто огорошены случившимся, однако нервы у них были не в пример крепче, чем у современных барышень. Разумеется, находясь за моей спиной, они не видели моего компактного оружия, но они слышали мою отповедь разбойникам, хотя и совершенно ее не поняли.

— Тетушка, — спросила меня Дося, которая первой пришла в себя, — а на каком языке ты с ними говорила?

— На их родном, татарском, точнее, крымско-татарском, их еще называют, крымцами.

Я еще хотела добавить, что мне пришлось с этим народом общаться во время обороны Севастополя, но вовремя остановилась, вспомнив, что это произойдет еще через двести лет.

— Тетушка, — продолжала выспрашивать Дося, — а какие языки ты еще знаешь? Греческий знаешь?

— Знаю, Дося, а еще английский, немецкий, французский, ну и еще… — ответила я не очень охотно.

— А я пока никаких языков не знаю, разве что церковнославянский,