Афинскую империю в качестве конкретного примера для анализа геогидросолярной биотехнополитики, мы можем направить взгляд на уровень выше субъекта, на геополитику продовольственных цепочек, выступающих в качестве собранной энергии солнца. Затем на уровень ниже – на политическую физиологию как продукт навязанной солидарности, а также на непосредственную близость, на такие биотехнологические ассамбляжи, как фаланга или трирема (Protevi, 2013). Выбор такого case study полезен для избавления от иллюзии презентизма – идеи, что мы только сейчас вступаем в постчеловеческую эпоху. Геогидросолярная биотехномножественность, стоящая за морфогенезом взаимопроникающих гражданских и соматических политических тел в мире древнего Средиземноморья, включает геологические факторы, такие как оползни и сотрясения земной поверхности, биологические факторы, такие как тип и мощь местной флоры и фауны, и гидрологические факторы, такие как речные течения, каналы и сила волн. Кроме того, она также опирается и на социально-технические факторы, такие как скорость военных ассамбляжей: фалангу как сборку «человек – копье – щит»; колесницу как сборку из всадников (возницы и воина) и лука; а также морские сборки, состоящие из весельных боевых кораблей и парусных торговых судов.

Поначалу это может показаться странным, но в перспективе геогидросолярной технополитики мы можем объявить оливковое масло ключевым фактором в генезисе афинской демократии. Оливковое масло – форма хранения солнечной энергии, сжигаемой в лампах ради освещения и питающей человеческие тела. Один из ключевых моментов процесса демократизации в Афинах – запрет Солоном долгового рабства, кабалы (Raaflaub, Ober and Wallace, 2007: 59; Ste Croix, 1981: 137, 282), а также экспорта любой сельскохозяйственной продукции за исключением оливкового масла. Это последнее предписание стабилизирует положение среднего класса в лице мелких крестьян, оказавшихся под угрозой господства аристократии, обеспечив их готовой товарной сельскохозяйственной культурой (Milne, 1945; Molina, 1998). Эта стабилизация массового экспорта оливкового масла также создает спрос на работу городских ремесленников, производящих кувшины для масла и мануфактурные товары на экспорт (а также оружие для гоплитов, чтобы предотвратить восстановление власти аристократов). Однако рост городского населения требует импорта зерна, а защита маршрутов импорта – военно-морских сил. В свою очередь, так называемый тезис военного эгалитаризма сохраняет свое значение. Тезис гласит, что потребность в военно-морских силах подталкивает режим к городской демократии, то есть к расширению его политической базы и включению в нее не только гоплитов, но и гребцов, происходящих из числа городского населения, не способного приобрести тяжелое вооружение (Raaflaub et al., 2007: 119–136; Gabrielsen, 2001).

Теперь демократическая гребля в афинском военном флоте (оставим в стороне проблему перемещаемой кораблями морской пехоты) была занятием довольно низкой интенсивности, по крайней мере, по сравнению с описанными Гомером рукопашными схватками и столкновениями фаланг классической эпохи. На самом деле «рукопашная» – это не совсем точное определение, так как щит и меч/копье сами по себе не столь интенсивны, нежели прямая драка руками один на один. Таким образом, у гребцов не было необходимости принимать участие в интенсивных боевых тренировках, необходимых для подготовки к благородной схватке один на один. Тренировка фаланги представляла собой промежуточный этап между аристократической индивидуальной битвой и греблей на боевых кораблях; она менее интенсивна по сравнению с единичной схваткой благодаря слаженной командной работе. В составе фаланги воин стоял рядом с товарищами, а не выбегал вперед, как герои Гомера, для которых оставаться в ряду считалось трусостью.

Различие между солдатской отвагой в фаланге и воинской доблестью гомеровских героев – отличный пример потребности в преодолении эссенциализма: невозможно установить необходимые и достаточные условия определения «храбрости», так что лучше заняться исследованиями морфогенеза политических тел воина и солдата: насколько разными проявлениями виртуальной множественности, связывающей политическую физиологию и геогидросолярную политику, они являются? Практика маршевого похода и совместного боя – ключ к пониманию гражданских и соматических политических тел, выраженных фалангой. Как мы сейчас увидим, Уильям Макнилл в книге «Все вместе в такт» позволяет нам оценить эти связи в терминах коллективного резонирующего движения, тренирующего асубъектные физиологические процессы, поддерживающие эмоциональную связность (McNeill, 1995: 117).

Но прежде, чем мы опустимся ниже субъектного уровня к тренировке и политической физиологии, нам придется отметить дополнение к ней в сверхсубъектном материалистическом объяснении афинской внешней политики, предложенном известным марксистским историком Дж. Э. М. де Сент-Круа. В «Истоках Пелопоннесской войны» (1972), а затем и в книге «Классовая борьба в древнегреческом мире» (1981) Сент-Круа указывает, что геополитическим ключом для перехода от афинской демократии у себя дома к «Афинской империи» после Персидских войн стал порог производства человеческой энергии, получаемой за счет потребления зерна. Сент-Круа использует этот аргумент, чтобы ослабить идеологические объяснения афинской внешней политики: «Я… объяснил, почему Афины в силу своего уникального положения импортера зерна исключительных масштабов перешли к политике „военно-морского империализма“ с целью обезопасить пути своих поставок» (Ste Croix, 1981: 293). Особенности афинского варианта актуализации геогидробиополитической множественности есть то, что избавит нас от идеологических проклятий в адрес предполагаемой афинской «жажды власти». Как указывает Сент-Круа, военные корабли на весельном ходу имели меньший радиус действия, чем парусные торговые суда, способные черпать солнечную энергию в форме силы ветра, вызванной разницей температур суши/моря и водных течений, порождающей воздушные потоки (Ste Croix, 1972: 47–49; см. также Gomme, 1933). Так что афинские демократы нуждались в сети дружественных государств, чьи порты могли предоставить питание и отдых гребцам их трирем. То есть, используя нашу терминологию, пополнить запасы биологических преобразователей солнечной энергии трирем как «движимых человеком торпед» (Gabrielsen, 2001: 73). Недавно опубликованная исследовательская статья, соединяющая геогидросолярные измерения множественности с биотехническими и более традиционными общественно-политическим аспектами, ставит вопрос так: «Понятие талассократии (морской мощи) предполагает интенсивную военно-морскую деятельность, прежде всего для того, чтобы защитить существующие базы и приобрести новые, а эта последняя, в свою очередь, требует распоряжения огромными материальными и финансовыми ресурсами» (Ibid.: 74). Принимая эту точку зрения, мы можем понять сверхсубъектный и антиидеологический материализм ключевого отрывка из Сент-Круа:

«Весь образ жизни Афин был посвящен этому, и то, что часто осуждается как простая алчность и жажда власти современными учеными, испытывающими антипатию к Афинам, обостренную тем, что они продвигали демократические режимы в государствах, находившихся под их контролем и влиянием, в реальности было неизбежным следствием такого образа жизни».

Ste Croix, 1981: 293; курсив мой.

Но мы не можем ограничиться лишь тем, что поднимемся над субъектностью, мы должны рассмотреть и то, что находится уровнем ниже. Истолкование Макниллом политических последствий военной солидарности, установленной при помощи тренировок, выводит нас на досубъектный уровень, дополняя надсубъектный геоматериализм Сент-Круа. Макнилл пишет: «Афинский флот развил мускульную связь у части населения, в пропорциональном отношении большей, чем та, что когда-либо сражалась в составе спартанских фаланг»