но к тому рэдкепу присоединились друзья. Она в одиночку отбивалась от троих, а потом прибежали твой отец и Элейн. К тому моменту, когда все рэдкепы были убиты, твоя мама уже едва стояла на ногах. Мы чудом успели довезти её до больницы. – Он гулко сглотнул и впервые за всё это время встретился со мной глазами. – Лишь позже я узнал, что на тот момент она была беременна твоим братом, Лиамом. Она едва его не потеряла. Когда вскрылось, что я учудил, Найл рвал и метал.

Это было очень похоже на папу: он был одним из самых спокойных и неконфликтных людей из всех, кого я знал, – но только пока дело не касалось семьи.

– Нора и Элейн встали на мою сторону, и наши отношения с Найлом стали ещё хуже, – продолжил Рой. – К концу недели твои родители продали дом в Уике и собрали чемоданы. С тех пор мы ничего о них не слышали.

Вот почему они не обратились за помощью к Баллинкеям. Вот почему Рой выглядел таким виноватым, когда Нора сказала, что, возможно, они не считали себя вправе потревожить их.

– Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы искупить вину за ту ошибку, – сказал Рой, поднимаясь. – Моя очередь защищать тебя. Это меньшее, что я могу сделать для твоих родителей.

Как было бы здорово, если бы его слова меня успокоили и обнадёжили, но сейчас я мог думать только о том, как сильно различаются наши истории. Ведь он, по сути, не виноват в том, что с ними тогда случилось.

В отличие от меня сейчас.

«Я правильно сделал, что ушёл», – подумал я. Но глядя на свой быстро остывающий ужин, я невольно подбирал синонимы к охватившему меня ощущению: всеми покинутый, брошенный, оставленный…

Совершенно один.

Глава 20

Анна

На следующее утро я проснулась с ощущением, что мне чего-то не хватает.

Лишь перевернувшись на бок и увидев спящего рядом Макса, я вспомнила: Колин уехал.

Я немного полежала на спине, глядя на светящиеся пластмассовые звёзды на потолке и борясь с ворочающимся в животе неприятным чувством. Прошлая ночь оставила в груди невыносимую тяжесть – но разве могла я поступить как-то иначе? Бабушка ещё никогда не ошибалась в таких вещах.

Я попыталась убедить себя, что так будет лучше, что я справлюсь сама, но чем больше повторяла про себя эти слова, тем меньше в них верила.

Вздохнув, я встала и позвала Макса, но он даже головы не поднял и никак не отреагировал на мои обещания завтрака. Это всерьёз меня встревожило: если кто-то и мог переспорить Колина в любви к еде, то это Макс.

Мысль о Колине заставила меня поморщиться. Хоть бы с ним всё было в порядке.

День прошёл в бесконечных хлопотах по хозяйству, связанных с подготовкой к завтрашней вечеринке. Гостиница была полна постояльцев, и мне приходилось лавировать между ними, чтобы протереть везде пыль и при поддержке дома навести порядок в номерах. В такой толпе избегать контактов попросту невозможно, и к вечеру в моём личном списке видений, без которых я бы прекрасно обошлась, стало на парочку больше.

Я старалась переключить внимание на красоты дома, увешанного гирляндами и большими оранжевыми фонарями, любоваться разложенными на подоконниках букетами из осенних листьев и маленькими тыквами со смешными рожицами, которые мы с Колином рисовали несколько дней назад. Но всё казалось мне незначительным и пресным.

В подавленном настроении я вошла в бальный зал на ужин. На душе скребли кошки, и я ничего не могла с этим поделать. Словно почуяв моё уныние, дом притушил гирлянды, свисающие с потолка, как застывшие в воздухе капельки дождя, а туман, обычно принимающий разные формы на радость посетителям, сейчас безжизненно висел под потолком.

Дом будто разделял мою тоску, хотя, конечно, это невозможно.

Если посетители и заметили смену атмосферы, то вида не показали. Зал был набит битком, за большими круглыми столами почти не было свободных мест, в воздухе звенел смех и оживлённые разговоры.

Положив себе еды, я села за наш семейный стол, но так к ней и не притронулась. Рассеянно выводя узоры в пюре, я переводила взгляд с одного лица на другое и внезапно осознала, что дело не только в отсутствии Колина. Меня пугало то, что должно произойти, потому что враг крайне опасен и теперь на нашей стороне было на одного меньше.

Тётя Элейн и дядя Рой могли за себя постоять – но то же самое можно было сказать о родителях Колина, а их в итоге убили. А кто защитит Нору, Роуз, Кару? У меня сердце едва не остановилось, пока моё воображение рисовало каждую из них с пустыми глазами, какие были у родителей Колина.

А дождь продолжал настойчиво барабанить по окнам. Гром грохотал так, что даже деревья содрогались, и дом наверняка бы тоже вибрировал, если бы не прилагал огромные усилия, чтобы этого не делать.

Очередная молния осветила весь зал, и тётя Элейн тихо присвистнула:

– Такими темпами он от всей гостиницы камня на камне не оставит.

– Бедный Макс. – Роуз понурилась.

– Я всегда думала, что это бабушкины сказки, будто эмоции бармаглота влияют на погоду, – заметила Кара, глядя в окно на раскачивающиеся от ветра деревья.

Я проследила за её взглядом и в тусклом свете гостиничных окон различила маленький чёрный силуэт, почти невидимый в сгущающихся сумерках. Отодвинув стул, я направилась к выходу в сад, проигнорировав окрик Норы. Макс сидел у самой кромки леса перед двумя дубами, узловатые стволы которых перевились и срослись вместе. Его передние лапки почти касались небольшого бугорка из недавно вскопанной земли. Он сидел, опустив голову и обвившись хвостом.

Я села рядом, не обращая внимания на хлещущие ледяные капли, и мягко положила руку ему на спину. Макс прижался ко мне, и я едва удержалась, чтобы не передёрнуться – таким он был холодным и мокрым. Похоже, он просидел так несколько часов.

– Всё будет хорошо, Макс, – тихо сказала я, хотя в этот момент мне самой было очень трудно в это поверить.

Макс, подняв голову, сощурил на меня один зелёный глаз, и в его глубинах я увидела древнее существо, которым он на самом деле является, страдающее и горюющее из-за потери друга.

Бабушка сказала, что нам не нужен Колин, что мы справимся сами. Что я справлюсь сама. Но сидя под дождём вместе с Максом и слушая