Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Архив Ирины Рейфман)
Историк литературы Ксения Андреевна Кумпан[158] также относилась к поколению студентов, учившихся на кафедре русской литературы в Тарту на рубеже 1960 – 1970 годов. Ее воспоминания говорят о том, что «чехословацкие события» много обсуждались в кругу друзей и к ним относились как «трагедии» (насколько это было характерно для студенческих кругов в других университетах, можно лишь строить догадки)[159].
В личном архиве известного семиотика и литературоведа Юрия Михайловича Лотмана, лидера московско-тартуской семиотической школы, и его жены, историка литературы Зары Григорьевны Минц[160], можно найти описание стихотворения неизвестного автора, датированное 25.08.1968, которое обыгрывает прозрачность грани между славой и позором России:
Вацлавская площадь, танки, солдаты, русский позор, эти отличительные черты определяют смысл стихотворения[161], в котором ход истории заменяют двигатели (танков). «Моторизированная» история, подгоняемая ревом танков и уже ничего хорошего не обещающая в будущем, заканчивается и переходит в безвременье и безнадежность. Смысл приобретают только символические жесты, не имеющие большого социального значения, но дающие человеку возможность сохранить свое человеческое достоинство. К примеру, Зара Григорьевна Минц написала посвящение к своему исследованию поэтики Александра Блока (вышедшему в Тарту в 1969 году) на чешском языке: «Mým drahým přátelům» («Моим дорогим друзьям»).
Сразу и с большим пафосом отреагировал на оккупацию Евгений Евтушенко. В мемуарах, опубликованных уже в постсоветское время, он написал о своей реакции на оккупацию: «Наши танки, входящие в Прагу, словно захрустели гусеницами по моему позвоночнику, и, потеряв от стыда и позора инстинкт самосохранения, я написал телеграмму Брежневу с протестом против советских танков»[162].
Текст телеграммы цитировали западные радиостанции и печатные издания, а шеф КГБ Андропов в докладной записке в ЦК КПСС упомянул политически безответственное поведение поэта. Прозаик Василий Аксенов, находившийся тогда вместе с Евтушенко в Коктебеле и публично на ввод войск никак не откликнувшийся, так вспоминает о телеграмме Евтушенко и своей на нее реакции:
Евгений Евтушенко. 1960-е годы
Вторжение в Прагу случилось после моего дня рождения, другого, не того веселого. Надо сказать, в то мрачное утро настроение было особое. Три дня не прерываясь шел проливной дождь, размывая сортиры и заливая весь Коктебель нечистотами. Все плыло куда-то, в воздухе была какая-то гадость. Мы с Евтушенко стали шляться и напиваться. Настроение было паршивое. Евтушенко пошел давать телеграмму протеста Брежневу. Телеграфистки перепугались – но он отослал телеграмму, такую уважительную: «Дорогой Леонид Ильич, я считаю это большой ошибкой, это не пойдет на пользу делу социализма…» А я был в совершенно оголтелом состоянии и орал: «Что ты этим гадам телеграммы шлешь!? Их надо за ноги и на столбы подвесить!» Причем – не тихо, а громогласно, специально![163]
После этой телеграммы отменили запланированное выступление Евтушенко по телевидению и запретили ему играть главную роль в фильме Эльдара Рязанова «Сирано де Бержерак». Однако его карьере в целом не нанесла серьезного урона ни телеграмма, ни его стихи об оккупации, ходившие в самиздате:
Уже весной 1969 года он получил очередную правительственную награду – орден «Знак Почета» и в благодарность послал стихи, посвященные героизму советских воинов в сражениях с Китаем за остров Даманский, лично главному партийному идеологу Суслову[164].
Не используя различных защитных маневров, протестовали историк литературы и издатель произведений Даниила Хармса Владимир Глоцер[165] или легендарный математик Израиль Моисеевич Гельфанд. В самиздате получил хождение анонимный памфлет под названием «Логика танков»[166]; как теперь известно, его автором был социолог и участник диссидентского движения Леонид Седов. К сожалению, ни он, ни я не располагаем текстом этого памфлета, и в доступных архивах его не удалось обнаружить. Седов работал в Институте социологии Академии наук СССР под руководством Юрия Левады, у которого был доступ к закрытым фондам Ленинской библиотеки, где хранились переводы материалов о развитии ситуации в Чехословакии, недоступные обычному посетителю. В своем памфлете Седов сравнивал ввод советских войск с фашистской оккупацией.
Леонид Седов
(Из личного архива Л.А. Седова)
Особый сюжет – с упомянутым выше «коллективным протестом 88 московских литераторов» от 23 августа, в котором авторы просили у чешских коллег прощения от имени всей России. Текст этого протеста был опубликован в газете «The Times»[167], о нем сообщали заграничные радиостанции. Однако имена подписавших не упоминались ни в газетной публикации, ни в дальнейших сообщениях, и уже во время возникновения документа появилось подозрение, что за ним стоит один человек, поэт Григорий Поженян, человек, склонный ко всяческим мистификациям. Число 88 символизирует в азбуке Морзе поцелуй, Поженян это знал, так как во время Второй мировой войны служил в Черноморском флоте.