— И ты думала, что его светлость французский шпион? — Она перешла с Пейшенс на ты.

Пейшенс снова кивнула.

Леди Элверстон наклонилась, чтобы помассировать плечи Пейшенс.

— Хм-м. Плечи у тебя слишком худенькие, не такие, чтобы нести весь этот груз ответственности. А остальные твои три брата позволили тебе играть в эту опасную игру?

Теребя платок, Пейшенс помолчала, прежде чем ответить.

— Вообще-то я не сказала им о том, что работаю у его светлости. Они считают, что я гостила у нашего кузена Карстерза, пока я старалась спасти Руперта.

Леди Элверстон продолжала недоверчиво качать головой.

— Я никогда не слышала такой истории. Такая преданность своему брату. А когда ты обнаружила, что лорд Лондрингем не в ответе за неприятности твоего брата?

— Когда я разговаривала с братом в тюрьме, он сообщил мне, что его светлость пытается помочь ему, найдя настоящего преступника.

Леди Элверстон воодушевила эта история.

— Сейчас его светлость в городе, не значит ли это, что настоящий преступник здесь, в Лондоне?

— Да, мы оба считаем, что главарь шпионской сети и убийца моего кузена — это человек по имени Сансуш, кузен бывшей любовницы его светлости. Прошлой ночью мы надеялись его поймать.

В голубых глазах маркизы отразилось понимание.

— Ты последовала за его светлостью, потому что была кровно заинтересована в исходе всего этого дела?

Женщины обменялись понимающими взглядами, прежде чем леди Элверстон продолжила:

— А лорд Лондрингем знает о твоей семье и твоем брате?

Пейшенс отвела глаза и попыталась уклониться от ответа.

— Я давно собиралась поговорить с лордом Лондрйнгемом, но никак не могла выбрать подходящий момент.

Леди Элверстон покачала головой:

— Думаю, этот момент сейчас настал, если учесть, что лорд Лондрингем у тебя в долгу — ты спасла ему жизнь.

— Я не уверена, что спасла ему жизнь. Он поднял голову, когда был взведен курок, возможно, он сам спасся.

Леди Элверстон похлопала ее по руке:

— Не торопись принизить свои заслуги. Скажи мне, что ты думала перед тем, как сбить с ног мужчину, который в три раза крупнее тебя?

— В тот момент не было времени думать. Я просто должна была действовать, потому что боялась.

— Боялась чего?

— Что лорда Лондрингема могут убить! Я должна была помочь ему.

— Послушай, девочка моя. Тебе не приходило в голову, что, отталкивая его, ты могла сама получить пулю?

Пейшенс удивленно уставилась на леди Элверстон. Маркиза продолжала:

— А теперь, спрашиваю я себя, зачем кого-то спасать, рискуя собственной жизнью? Существует множество причин, но одна очевидна.

— Очевидна? — Она в смятении смотрела на леди Элверстон.

— Не могла ли ты за то время, которое провела с его светлостью, влюбиться в него?

Потрясенная, Пейшенс замолчала.

— Я должна признать, сначала я считала его красивым, но изменником и негодяем, ответственным за смерть моего кузена и натравившим власти на Руперта. Когда я стала следить за ним, то поняла, что ошиблась. Он был добр ко мне и моему брату. Я чувствую к нему благодарность, ничего больше.

Маркиза предпочла не возражать.

— Ты говоришь, что хочешь помочь лорду Лондрингему найти этого убийцу, французского шпиона?

Пейшенс кивнула.

— Чтобы добыть какую-то информацию, ты должна вращаться в определенных кругах. Мы должны представить тебя в обществе как мисс Пейшенс Мендели. Вообще-то ты действительно могла бы помочь его светлости в расследовании.

— Я должна быть представлена в свете? Но что скажет лорд Лондрингем, когда узнает, кто я такая? Он разозлится и отправит меня домой.

— Будет определенно интересно узнать. Но я не хочу, чтобы ты прямо сейчас сказала ему, кто ты такая, в этом случае он может не одобрить мой план.

Пейшенс удивилась:

— Какой еще план?

— Нам нужно купить тебе новый гардероб. Возможно, несколько уроков танцев. Мы должны подготовить тебя к следующей неделе для большого бала, который дает леди Лидс.

Пейшенс нахмурилась:

— Ничего не понимаю.

— Мы удивим лорда Лондрингема. Сейчас он думает о тебе как о служанке, его управляющей. Ему нужно увидеть тебя равной ему, прежде чем он заметит тебя.

«Ах, он и так уже заметил меня», — подумала Пейшенс, вспоминая недавнюю ночь, но ни слова не сказала об этом леди Элверстон.

Леди Элверстон поднялась.

— Мне пора ехать домой, дорогая. Завтра вернусь. И помни — ни слова сама знаешь кому. — Она игриво погрозила пальчиком. — Думаю, я кое о чем забыла. Ах да, тебе понадобится дуэнья. Ты не можешь оставаться в доме с неженатым мужчиной. Я пришлю мисс Марту Кребс. Мою дальнюю родственницу. Она старая дева. Уверена, вы прекрасно поладите.

— Подождите, — сказала Пейшенс. — А как же мои обязанности управляющей его светлости?

Леди Элверстон на мгновение остановилась у двери с озорной улыбкой.

— Предоставь графа мне.

Из приемной на первом этаже Брайс наблюдал, как карета леди Элверстон отъехала, увозя Пейшенс и ее новую компаньонку, мисс Марту. Прошло три дня с того несчастья в доках. Премьер-министр с нетерпением ждал новостей о планах французского вторжения и подтверждения, что на юго-восточном побережье все тихо и спокойно.

Брайс снова отправил Реда Тату следить за Сансушем, зная, что шпионы станут искать новое место для встреч. Он сжал спинку стула, готовый отшвырнуть его в другой конец комнаты. Они не могут позволить себе задержку. Если бы только Ред узнал что-то еще той ночью, например, когда должно состояться вторжение и где.

Англия была на грани вторжения, молодой человек по ошибке оказался в тюрьме, его скоро приговорят к повешению за убийство и государственную измену, если Брайс вовремя не поймает настоящего преступника.

А потом еще Пейшенс. Он почти не видел ее с той ночи, когда она спасла ему жизнь. Каждое утро карета леди Элверстон забирала Пейшенс и Марту у парадного подъезда, и он не видел их весь остаток дня.

Брайс все время был занят в палате лордов, или с другими членами парламента, или в военном министерстве, продолжая при этом охотиться за французскими шпионами.

Брайс, разумеется, был рад, что леди Элверстон заинтересовалась Пейшенс, но предпочел бы, чтобы Пейшенс находилась дома, где он мог наблюдать за ней и быть уверенным, что она в безопасности. Именно этим он объяснял себе разочарование, которое испытывал каждый день, глядя на удалявшийся экипаж.