А вот новая власть, которую, как помнил Виктор Чайка, было принято в современной России больше ругать, всерьез заинтересовалась проектом инженера Графтио. Причем настолько, что именно глава Советской России Владимир Ленин внес в Государственный план электрификации Советской России – знаменитый ГОЭЛРО. «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны», – со словами Ленина как бы особо и не поспоришь. Тем более, что Россия в 1913 году вырабатывала 1,9 миллиарда киловатт-часов в год, а уже в 1928 – 5 миллиардов киловатт-часов в год.

Первенцем плана электрификации и стала Волховская ГЭС, причем большевики руководствовались отнюдь не идеологическими, а вполне практическими соображениями. Дело в том, что после Октябрьского переворота английский уголь в Петроград не поставлялся. В Донбассе бушевала Гражданская война, бакинская нефть тоже дойти не могла. В столице Советской России назревал энергетический кризис.

Строительство Волховской ГЭС началось в 1921-м, а завершилось в 1927 году. Графтио и сам буквально жил на стройке. По собственным чертежам построил двухэтажный дом на противоположном берегу реки Волхов. Из окон рабочего кабинета талантливый инженер мог наблюдать за воплощением в жизнь своего проекта. В том же доме разместилось и управление электростанцией. Строили вручную – лопатами, землю и стройматериалы доставляли носилками и тачками, на таком важнейшем объекте работал всего лишь один экскаватор – больше просто не было. Тем не менее, несмотря на все трудности, стройка была успешно завершена.

Электростанция первоначальной мощностью 58 мегаватт сыграла огромную роль в развитии промышленности СССР в 1920–1930 годах. А для Ленинграда в годы Великой Отечественной войны она стала настоящим спасением!

При подходе к ГЭС немецких войск практически все оборудование было демонтировано и вывезено. Причем работы велись опять-таки при участии инженера Графтио. Он же собственноручно готовил свое детище к взрыву, чтобы гидроэлектростанция не досталась врагу.

После того, как линия фронта под Ленинградом стабилизировалась[16], три гидроагрегата по 8 мегаватт каждый снова установили на гидроэлектростанции. Кроме этого построили три подстанции, более 200 километров воздушных линий и пять ниток подводного кабеля по дну Ладожского озера выполнили за 45 дней – вместо определенных Военным Советом 56 дней! Притом что в большинстве своем подводными работами занимались женщины-водолазы. А сам кабель изолировали бумагой с водяными знаками для печатания денег – другого материала просто не оказалось под рукой. Вскоре первые киловатты добрались-таки до осажденного Ленинграда, дав ему такую необходимую энергию…

К тому же важность гидроэлектростанции заключалась в том, что электрический ток здесь давала сама вода – не нужно было сжигать сотни и тысячи тонн мазута или угля. Еще неизвестно, смогла ли тепловая электростанция с ее вечным дымом из труб эффективно вырабатывать ток. Ведь дым из труб – сигнал для немецкой артиллерии и авиации. А так – вроде бы и незаметно… Турбины крутятся, генераторы вырабатывают тихо и незаметно такую необходимую для осажденного города электроэнергию.

Как знал коренной петербуржец из России XXI века Виктор Чайка и тот уникальный факт, что Волховская ГЭС и в его времени – более 90 лет работает, являясь одной из старейших электростанций в России.

* * *

Все последние новости о боях на Пулковских высотах, на Ораниенбаумском плацдарме вокруг мощных орудий форта Красная Горка, на Волхове и на Синявинских высотах, у железнодорожной станции Мга и под Шлиссельбургом офицеры МРК «Балтийск» узнавали за вечерним чаем.

«Чайная церемония» в кают-компании после очередного тяжелого дня стала для выходцев из России XXI века чуть ли не единственной отдушиной. Особо строгий режим секретности вокруг малого ракетного корабля очень сильно ограничивал любое общение с другими моряками Кронштадта. Офицеры со своими коллегами с военно-морской базы тоже общались только в силу общих профессиональных интересов. Увольнения на берег тоже были ограниченны, да и на самом острове Котлин пойти особо было некуда: штаб, офицерский клуб, столовая, санчасть…

Кроме того, лейтенанты Госбезопасности Петров и Баширов также следили, чтобы излишних контактов с моряками Кронштадта у экипажа «Балтийска» не было. Они оба тоже принимали участие в офицерских посиделках за чаем. В общем, если не считать неприятной, но необходимой роли соглядатаев, оба эти офицера были довольно грамотными и толковыми. Старпом Султанов с разрешения Виктора Чайки даже расписал их на работы по кораблю, потому что лишние крепкие руки всегда пригодятся. Оба офицера НКВД в морской форме не возражали против такого решения командира экипажа.

Продовольствием моряков «Балтийска» снабжали исправно, и каждый получал обычный флотский паек. Нежирно, но жить можно. Самое главное, что выдавали и настоящий грузинский чай, и желтоватый пиленый сахар в брикетах. И конечно же – хлеб.

– Сегодня опять норму выдачи продуктов в Ленинграде сократили, – сказал матрос, который принес стаканы в тяжелых серебряных подстаканниках.

– Какое число сегодня? – спросил Виктор Чайка.

– Тринадцатое… – ответил Иван Зимин.

– Да уж… – помрачнел Чайка.

* * *

К сентябрю 1941 года в Ленинграде находились более двух с половиной миллионов жителей, в том числе – около 400 000 детей. Кроме коренных жителей, здесь оказались более чем 300 000 беженцев из Прибалтики и соседних областей.

Запасов продовольствия и топлива в городе оставалось только на 30 дней. Вице-адмирал Трибуц, предупрежденный Виктором Чайкой, сумел убедить Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Андрея Жданова в том, что необходимо рассредоточить запасы продовольствия с Бадаевских складов. В итоге удалось спасти 3000 тонн муки и 2500 тонн сахара, но это составляло меньше пяти процентов запасов продовольствия в городе[17]. Тем не менее в сознании ленинградцев именно пожар на Бадаевских складах после бомбежек немецкой авиацией и стал причиной начала массового голода.

На простреливаемых вражеской артиллерией улицах, где специально отмечена та сторона, которая при обстрелах наиболее опасна, в длиннейших очередях за скудным пайком стали собираться ленинградцы…

Бесперебойная работа хлебозаводов в таких условиях стала важнейшей задачей национальной безопасности. Из-за бомбежек, нехватки рабочих рук они время от времени останавливались, оборудование выходило из строя. Но героическим усилием работников производство все-таки удавалось наладить.

Уже с июля в Ленинграде ввели карточную систему на продукты питания. А в сентябре происходит первое снижение нормы снабжения: 2 сентября норма рабочим составила 600 граммов хлеба, служащим – 400 граммов, иждивенцам – 300 граммов.